Записки из мертвого дома - стр. 53
У ней взяли калачей на подаянный пятак и разделили тут же поровну.
Молодой парень, торговавший в остроге калачами, забрал десятка два и крепко стал спорить, чтоб выторговать три, а не два калача, как следовало по обыкновенному порядку. Но калашница не соглашалась.
– Ну, а того-то не дашь?
– Чего еще?
– Да чего мыши-то не едят.
– Да чтоб те язвило! – взвизгнула бабенка и засмеялась.
Наконец, появился и пристав над работами, унтер-офицер с палочкой.
– Эй вы, что расселись! Начинать!
– Да что, Иван Матвеич, дайте урок, – проговорил одни из «начальствующих», медленно подымаясь с места.
– Чего давеча на разводке не спрашивали? Барку растащи, вот те и урок.
Кое-как, наконец, поднялись и спустились к реке, едва волоча ноги. В толпе тотчас же появились и «распорядители», по крайней мере на словах. Оказалось, что барку не следовало рубить зря, а надо было по возможности сохранить бревна и в особенности поперечные кокоры, прибитые по всей длине своей ко дну барки деревянными гвоздями, – работа долгая и скучная.
– Вот надоть бы перво-наперво оттащить это бревнушко. Принимайся-ка, ребята! – заметил один вовсе не распорядитель и не начальствующий, а просто чернорабочий, бессловесный и тихий малый, молчавший до сих пор, и, нагнувшись, обхватил руками толстое бревно, поджидая помощников. Но никто не помог ему.
– Да, подымешь небось! И ты не подымешь, да и дед твой, медведь, приди, – и тот не подымет! – проворчал кто-то сквозь зубы.
– Так что ж, братцы, как начинать-то? Я уж и не знаю… – проговорил озадаченный выскочка, оставив бревно и приподымаясь.
– Всей работы не переработаешь… чего выскочил?
– Трем курам корму раздать обочтется, а туда же первый… Стрепета!
– Да я, братцы, ничего, – отговаривался озадаченный, – я только так…
– Да что ж мне на вас чехлы понадеть, что ли? Аль солить вас прикажете на зиму? – крикнул опять пристав, с недоумением смотря на двадцатиголовую толпу, не знавшую, как приняться за дело. – Начинать! Скорей!
– Скорей скорого не сделаешь, Иван Матвеич.
– Да ты и так ничего не делаешь, эй! Савельев! Разговор Петрович! Тебе говорю: что стоишь, глаза продаешь!.. начинать!
– Да я что ж один сделаю?..
– Уж задайте урок, Иван Матвеич.
– Сказано – не будет урока. Растащи барку и иди домой. Начинать!
Принялись, наконец, но вяло, нехотя, неумело. Даже досадно было смотреть на эту здоровенную толпу дюжих работников, которые, кажется, решительно недоумевали, как взяться за дело. Только было принялись вынимать первую, самую маленькую кокору, – оказалось, что она ломается, «сама ломается», как принесено было в оправдание приставу; следственно, так нельзя было работать, а надо было приняться как-нибудь иначе. Пошло долгое рассуждение промеж собой о том, как приняться иначе, что делать? Разумеется, мало-помалу дошло до ругани, грозило зайти и подальше… Пристав опять прикрикнул и помахал палочкой, но кокора опять сломалась. Оказалось, наконец, что топоров мало и что надо еще принести какой-нибудь инструмент. Тотчас же отрядили двух парней, под конвоем, за инструментом в крепость, а в ожидании все остальные преспокойно уселись на барке, вынули свои трубочки и опять закурили.