Записки. 1875–1917 - стр. 11

Отмечу, что вообще отношения к прапрадеду в те времена были иными, чем позднее. Кроме уже приведенных отзывов Дениса Давыдова и Бакуниной о нем, в общем, положительных, а также Ермолова, и факта поддержки его Багратионом, укажу еще на письма Дохтурова к жене в 1812 г., определенно стоявшего на стороне Беннигсена против Кутузова. Правда, в 1814 г. Дохтуров отмечает, что Беннигсен одряхлел и не желает рисковать штурмом осаждавшегося им Гамбурга. Про дряхлость Беннигсена, как и Кутузова, но уже в 1812 г., писал тогда жене и Раевский. Первые отрицательные суждения о Беннигсене появились только после 1870 г. в статьях Попова о войне 1812 г. По-видимому, Л. Толстой позаимствовал кое-что о прапрадеде именно у этого автора, а также у состоявшего при русской армии австрийского генерала Кроссара, довольно курьезно приписывавшего себе чуть ли не все блестящие идеи русских генералов этого года. Кроссар, кажется, пустил в оборот и фразу, приписываемую Беннигсену в Филях о необходимости защиты Москвы, как «священной столицы» России – конечно, странной со стороны не православного и не русского по рождению.

Мое общее впечатление о личности прапрадеда, сопоставляя в частности то, что я знаю о нем, с тем, что известно о его потомках, вплоть до моего отца, несомненно унаследовавших многие его черты – это то, что он был человеком, по существу, мягким, но очень горячим. Лично очень храбрый и спокойный в опасности, он не был способен поддерживать строгую дисциплину среди подчиненных, что проявилось и в 1806-1807 гг., и в период командования им 2-й армией. Его разногласия с Кутузовым, принявшие такой резкий характер, оказались возможными благодаря тому недоверчивому отношению, которое вообще установилось у Александра I к главнокомандующим, и двойственному характеру царя. Кроме того, не надо забывать, что за редкими исключениями весь генералитет осуждал тогда осторожность Кутузова.

Попутно укажу тут, что современные порицания Александра за то, что он не остановил армии на границе России, как это советовал Кутузов, а продолжал войну до занятия Парижа, мне кажется психологически неправильными. Уже после Тильзита Александра сильно порицали за его сближение с Наполеоном, и не только, как говорят теперь подчас, под влиянием английской пропаганды и из-за частичного распространения на Россию «континентальной блокады». В 1812 г. после сожжения Москвы, приписывавшегося тогда единодушно французам, и других разрушений в стране, ожесточение против Наполеона было очень сильным. Ведь многие искренне считали его даже за антихриста. Мог ли тогда Александр, даже если бы этого хотел, не продолжать войну? Мне кажется, что нет, да и по существу, хотя и в меньших размерах, положение мало отличалось от 1944 г., когда немцы были изгнаны из СССР. Остановись Александр на границе, Германия осталась бы под властью Наполеона, и считать, что он перестал бы быть опасным для России, едва ли было бы возможным. Мне кажется, что психологически отношение к Наполеону было тогда приблизительно таким же, что позднее было к Гитлеру, и не учитывать этого теперь нельзя. Русская армия дралась против французов в 1799, 1805, 1806-1807 и 1812 гг.; были в этой борьбе блестящие победы, но и тяжелые поражения, и французы стали традиционным врагом, не добить которого после 1812 г. было невозможно. Немцы в то время были ничтожеством, с которым никто не считался, и предвидеть, что они в результате ряда политических ошибок следующих поколений станут сильнейшей военной державой всего мира, опасной для России, никто тогда не мог…