Запасный вход - стр. 50
– Сережа! Серженька, родной мой, ты ушибся? Тебе больно? Где? Она бросилась перед ним на колени и стала ощупывать голову, плечи, ноги.
Он схватил ее руку, пытаясь засунуть себе под брюки.
– Вот здесь у меня болит, стерва, вот здесь потрогай, дрянь! Ты использовала меня, сучка, а теперь бросаешь??? Кобели со всей округи гоняют за тобой, я знаю, я все знаю! Со всеми переспала? Или через одного? Не выйдет, я тебя не отпущу, ты моя!
– Оближи края!!!
Взвизгнула Оленька, и сама удивилась этой вспышке.
Справиться с ним было не сложно. Истощённый вечной хандрой, непонятной тоской, даже безумие иногда проскакивало в его глазах, он был слаб физически. Ополоснув ложку, она опять стояла к нему спиной.
Гнев и раздражение уходили, осталось сожаление, что не может справиться с силой, которая сильнее ее. Вот, если бы дядя Сева, он бы смог, наверное, убрать эту рогульку навсегда. Но если она присосалась, то так просто не отпустит. Уберешь «подключение», почистишь, залатаешь дыру, через время глядишь, опять подсоединилась.
За несколько лет работы в больнице, она поняла, что и пациент должен быть сам заинтересован в выздоровлении. А, Сереже, казалось, доставляло удовольствие изливать желчь на окружающих, и одновременно раздуваться как жаба от собственной гордыни. И эта его вечная ревность, которая утомляла, изматывала и постепенно разрушала то светлое чувство, которое изначально толкнуло их в объятия друг друга. Но самое страшное это наркотики, у нее просто опускались руки в бесплодных попытках избавить его от этой напасти.
За спиной послышался шорох, шаги и внезапно звук распахнувшегося окна.
Ветер, угрюмо завывающий на улице, теперь ворвался в мастерскую. Эскизы, наброски, взлетели под потолок, исполняя танец хаоса под надрывную декламацию Сережи.
Смерть предо мной сейчас,
Как запах мирры,
Как прогулка под парусом под дуновением ветра.
Смерть предо мной сейчас,
Как запах цветов лотоса,
Как сладкое пьяное безумие.
Смерть предо мной сейчас,
Как жажда вернуться в дом родной,
После многих лет в плену…
– Прощай, любимая, я липкий оборванец, источающий запах гнили, я гиря, что прикована цепью к твоей прекрасной ножке. Я освобожу тебя, я освобожу весь мир, от такого ничтожества! О, свет очей моих, и ты нашла себе «побогаче», и ты покидаешь меня! Прощай возлюбленная моя, прощай Цирцея, что опоила…
Сережа осторожно глянул через плечо, слово опиум, он не рискнул произнести.
– Продолжай, но имей в виду, что это мансарда, в крайнем случае, ты сломаешь себе ногу.
– Безразличная химера! Бездушная, лицемерка! Ты еще будешь рыдать над моим хладным трупом! Ты прозреешь, но будет поздно! Никто тебя не любит, так как я!