Запахи приносятся неожиданно - стр. 13

– Зачем ломиться в дверь, надо зайти с другой стороны и открыть ее. Это ведь так легко и просто, – закивал головой горожанин, глядя прямо в глаза Раппопету. – Ничего нет лучше самого худшего. И ничего нет хуже самого лучшего. Мне всегда хорошо, когда соседу плохо. Но мне всегда плохо, когда соседу хорошо.

Андрюха мученически скривился и опять стал отчаянно дергать калитку, ручка болталась, того гляди, оторвется, но калитка не поддавалась, задвижка с обратной стороны дребезжала и клацала, но держала крепко:

– У тебя точно не все дома, дядя! Ты меня окончательно вывел из терпения! – ударил кулаком по доске, вскипая от ярости, понимая, что ему вряд ли удастся добиться ответа. – Козел ты с петушиным гребешком, было бы у нас время, мы б тебе показали, как надо с людьми разговаривать, ноги мало выдернуть за твой бред, вправить бы тебе мозги, чтобы поумнел немного, да желания нет. – Нервно развернулся и пошел к машине, так же нервно плюхнулся на сиденье и на вопросительный взгляд Катюхи нехотя пробурчал. – Дурень какой-то, человека на цепь пригвоздил, про собак, петухов и свиней чушь несет. Видите ли, собаки ему не нравятся. Какого-то философа приплетает. Ненормальный, не иначе. Похоже, из сумасшедшего дома сбежал. Нравится ему, как петухи поют, и свиньи хрюкают, говорит, это лучше, чем соловьи чирикают.

Пауза. Удивление в глазах Катюхи. Потом тягучий, как бы заинтересованный вопрос:

– А соловьи чирикают разве?

– Поехали дальше, – рассердился на глупый вопрос Раппопет, – спроси у кого-нибудь другого. – Настроение у Андрюхи без того было испорчено, а тут еще Катюха подначивает.

Миновав дворы трех перевернутых домов, увидели, как распахнулись широкие дощатые ворота, и из них задом выкатил синий автомобиль. Засверкал ядреной краской на ярком солнце. Высокое дерево у ворот, некогда молодое и роскошное, с сочной зеленью крупной листвы, теперь чахло, покрытое ржавчиной усыхания, гнулось к земле под тяжестью предсмертной агонии. Умирало медленно, затухало, скорбно вспоминая о короткой жизни, умирало ветвями и стволом, теряя некогда полную здоровья кору. Умирал дух дерева, и, хотя корни все еще взахлеб отправляли соки к чахоточным ржавым листьям, но уже не могли оживить то, чему не суждено было больше существовать, чей век неумолимо заканчивался. Соки не пробивались сквозь дух умирания. Дерево стонало изо всех сил, кряхтело, готовясь к последнему выдоху. И все-таки, усыхающее и согбенное, оно пыталось набросить на автомобиль свою дырявую тень. Но та лишь ущербно цеплялась местами за кузов, и тут же оставляла попытку, сползая на землю. А дерево подбирало остатки рванья под себя. Синяя автомашина, не разворачиваясь, задом покатила к дороге, и тем же ходом двинулась вдоль улицы. На изумленный возглас Катюхи Раппопет озадаченно почесал за ухом, оттопыривая его: