Заноза в его сердце - стр. 34

– М-да, – тянет она. – Странный он какой-то, мутный.

– Кто?

– Да Максимовский. Любой другой вышиб бы денег и все, а тут исправлять то, что испортил, – пожимает плечами. – Дедовский метод какой-то.

– Так лучше же, во всяком случае, – подхватываю свой рюкзак и поднимаюсь. – Поехали по домам. Что-то я сегодня вымоталась.

Вернувшись домой, я долго не могла найти себе применение и в итоге, сдавшись, рванула в приют. Там помощь нужна была всегда. Да и отвлечься получится. Общаясь с животными, все проблемы и страхи забываются разом. Но все равно, поглядывала на молчавший телефон. Все же ждала, когда Васька решится объявиться. Обида на него поутихла, уступив место беспокойству. Как бы ни успокоил сам Максимовский о своих намерениях касательно парня, я все равно переживала за него. По сути, это по моей вине он там оказался. Мне нужно было сразу его остановить. Но я затупила и пошла у него на поводу. А он у меня. В общем, оба хороши.

Тая

Понедельник прошел, и слава богу. С такими трудоднями ни одних нервов не хватит. То выходные с обезьянником, то Ваську забрали… Но на этом день не закончился и решил добить напоследок. К вечеру домой к бабуле притопала мать.

– Ты, старая, все настраиваешь дочь против меня, – возмущается в пороге, потому что дальше ее не пускает бабушка.

– Ты сама ее против настроила, Лена. Сама.

Я показываюсь из своей спальни и одним движением оттесняю бабулю от разъяренной женщины, которая явно не в себе. Не дай божечки, что удумает.

– Баб, тебе пора лекарства принимать, – говорю любимой старушке, но та не собирается оставлять меня наедине с родительницей.

– Ты домой собираешься возвращаться? – не говорит, а рычит мать.

– Мой дом здесь, – говорю, как можно спокойнее.

Как же мне противно на нее смотреть. Во что она себя превратила? Ведь была такой красавицей. Они с папой были шикарной парой.

– Тайка, собирайся и домой, – продолжает плевать желчью мать.

А меня режет ее это грубой «Тайка».

– Лен, иди подобру-поздорову, – влезает бабушка.

– Мама, я вас в последнюю очередь спрашивать буду, что делать мне с ребенком.

– Мне девятнадцать, и я сама вправе решать, что мне делать и где жить. Я не шляюсь, как ты, по злачным местам. У меня все хорошо. А тебя заждались. И больше сюда не приходи. Домой я не вернусь, – собрала последние силы и высказалась.

Мамино лицо чуть вытянулось от удивления. Она поджимает губы от обиды и выходит, но в пороге останавливается обернувшись.

– Вся в Беловскую породу, – звучит с отвращением.

– И я рада, что это именно так, – подтолкнув ее в спину, закрываю дверь на ключ и упираюсь лбом в нее, застывая. Пытаясь усмирить больно бьющееся сердце.