Замуж за миллионера. Каннский круговорот - стр. 11
– Это, я надеюсь, метафора? – поднимаю бровь я.
Ариша печально мотает головой.
– Я же любила этого козла. По-настоящему. Потащилась за ним в этот дурацкий Париж, где вечно холодно и идёт дождь. А он…
– Оказался жлобом? – гадает Жанна.
– Да нет, с деньгами проблем не было. Покупал все, что я просила. Точнее бросал мне деньги. Доставал из сейфа пачку и рассыпал по полу. А я ползала на коленях и собирала.
– Кошмар какой! Ариша, зачем ты это терпела? – ужасаюсь я.
– Это только начало, – она затягивается сигаретой с горькой усмешкой на неухоженных обветрившихся губах, – Я думала, ерунда, пройдёт. Он выпить был не дурак. Ну и кокаину немножко по пятницам, чтобы снять напряжение. И когда не в себе, то мог ерунду всякую нести. Это ведь как болезнь. Не будешь ведь ругать человека, за то, что он болен.
– Да ладно! – вспыхивает негодованием Жанна, – Алкоголизм это и наркомания. Нашла больного!
Арина морщится как от вида бокала виски на утро после мощной тусовки.
– Короче я терпела все. Он ведь потом каялся и в любви клялся. Мы поженились. Он так хотел. Мне все равно было. Вы сами знаете, я замуж никогда не стремилась, и всякие эти пышные торжества мне ни к чему были. Отметили вдвоём. Он выпил много, начал нести какую-то чушь, что все русские проститутки, ударил меня пол лицу. Эй, мосье, обновите, пожалуйста, бутылочку! Я хотела уйти, но он закрывал квартиру на ключ. Говорил, что если сбегу, он меня найдёт и « порежет на мелкие кусочки». С родителями общаться не давал. Потом я узнала, что беременна. Он потребовал аборт. А меня, тогда как током ударило. Мне ведь 38 лет. Последний шанс. Сделаю аборт, больше никогда не рожу. В общем, упёрлась рогами, лучше умру, чем ребёнка потеряю. Он и бил меня и угрожал, что ни один врач столицы у меня роды не примет. Я сбежала к родителям. Он нашёл адрес, припёрся к маме и Клаусу, начал орать у дверей. Они пустили его сдуру. Он ворвался, стал скандалить, ударил меня. Я тогда на 7-ом месяце была… Короче Клаус, как это все увидел, вызвал полицию. Я написала заявление. С тех пор он почти оставил меня в покое. Звонит периодически с разных номеров и кричит в трубку, что никогда мне ни копейки на ребёнка не даст, что это не его «детёныш», что я дура, проститутка и т. д.
Арина замолкает, прикуривая новую сигарету. Её тонкие пальцы с неровным маникюром (мы величали такой «выходным» – на выходе из дома замечаешь, что ногти не в порядке и быстро малюешь что попало) заметно дрожат. Мы с Жанной молчим, лишённые речи этой невозможной, недопустимой историей. Мне некстати вспоминается, как мы попрекали Аришу – пропала, видите ли, живёт там себе счастливо и в ус не дует… а наша подруга в это время медленно и мучительно проходила один за другим все круги ада. Меня до краёв переполняют стыд, раскаяние и сочувствие.