Замри, как колибри (сборник) - стр. 28

Потрясение было столь велико, что клоун не мог поверить, что видит все это наяву. Он поднес к глазам ладони, чтобы скрыть струившиеся по щекам непрошеные слезы радости.

Потом встал, распрямил плечи, постепенно привыкая к своему новому зрению. Золотой луч уходящего солнца лизнул землю. Он скользнул по Огюсту, словно зовя за собой. Клоуна внезапно захлестнула безудержная жажда жизни. Он уверенно шагнул за ободок солнечного круга. Как птица расправляет крылья для полета, так он раскинул руки, желая обнять вселенную.

Земля залиловела, как костюм капельдинера. Огюст закружился в танце. «Свершилось, свершилось!» – закричал он… Или ему показалось, что закричал… Из горла вырвался то ли вздох, то ли всхлип – и его радостный отзвук тут же истаял в воздухе.

К нему приближался некто. В мундире, с дубинкой в руках. Ангел, мелькнуло у Огюста в голове, Спаситель… Он бросился навстречу идущему, но вдруг его словно окутало черное облако. Как подкошенный клоун беззвучно рухнул на землю.

Рядом случились двое прохожих. Опустившись на колени, они перевернули Огюста на спину и замерли в недоумении. На лице упавшего играла блаженная улыбка, в уголке рта пузырилась тонкая струйка крови. Распахнутые глаза были устремлены к небу. Там серебряной запятой повис бледный серпик луны.

Среди всего, что мне когда-либо доводилось писать, «Улыбка у подножия веревочной лестницы» занимает особое место. Я написал эту коротенькую вещицу по просьбе Фернана Леже, который хотел, чтобы серию из сорока рисунков, посвященных цирку, сопровождал некий текст[56]. Потом его бы перевели на французский язык и выпустили миниатюрным иллюстрированным изданием ограниченным тиражом.

Я долго не мог заставить себя сесть за стол. Мне было настолько непривычно писать по заказу, что я совершенно не представлял, о чем писать, несмотря на предоставленную мне полную свободу действий.

В голове вертелись имена Руо, Миро, Шагала, Макса Жакоба и Сёра. Но мыслей никаких не было. Казалось, проще нарисовать такую книжку, чем сочинить к ней текст. У меня в столе завалялось несколько акварелек, которые я набросал после посещения цирка Медрано. Говорили, что один из нарисованных клоунов удивительным образом напоминал Шагала, хотя в ту пору я не имел ни малейшего представления, как тот выглядит.

Тогда же мне в руки случайно попала тоненькая книжица[57] Уоллеса Фоули[58], где автор с каким-то щемящим чувством описывал клоунов Руо[59]. Размышляя о жизни и творчестве этого художника, я пришел к выводу, что в каждом из нас живет и шут, и ангел, и дитя. Да и сам я разве не паяц? Я с детства обожал цирк. В моей душе бережно хранились воспоминания обо всех представлениях, некогда увиденных мною. В колледже на вопрос, кем я хочу стать, я отвечал: