Заморская Русь - стр. 52

Раненый был еще жив. По просветленному лицу текли благостные слезы: дал Бог отойти среди своих, не всякому промышленному такая честь. Третьяков, опустив круглую лысую голову, без шапки, ждал новых унижений, но Баранов быстро утихомирил озлобившихся спутников:

– Не время спорить, детушки. Сегодня искру не зальем, завтра большой пожар тушить придется! – И к Третьякову: – Ваших возле Никольского редута и по всей губе должно быть до полусотни, да мы, да на алеутов, с оглядкой, можно положиться – они нынче озлоблены против кенайцев и чугачей: можно собрать больше сотни стволов.

Барановские байдары повернули на север, догнали партию Коломина и объединились с ней.

Был ясный солнечный полдень, а над кенайским селением висели дымы, что не вязалось ни с обычаями здешнего народа, ни с погодой, ни со временем суток. Сводный отряд высадился на берег. Баранов в кольчуге и шлеме, с двумя пистолями за кушаком, потоптался на месте, ожидая посыльных или хотя бы пущенной кем-нибудь стрелы. Не заметить прибывших в селении не могли, но никто не вышел, не было никаких признаков готовящегося нападения. Управляющий резко махнул рукой, чтобы из байдары вынесли пушку. Промышленные молча окружили его, выстроились квадратом, ощетинились штыками, как дикобраз иглами. Баранов размашисто перекрестил грудь, снова повелительно махнул рукой, подавая знак, и отряд двинулся к селению.

Чугачи, народ эскимосских племен Собаки, по крови, языку, одежде и обычаям были родственниками кадьякам и алеутам, но жили в окружении индейских племен Ворона и постоянно воевали с ними. Кенайцы, напротив, были родней материковых индейцев, но жили особняком от них, среди эскимосов, и считались надежными союзниками русских промышленных партий. Выкупленные у них рабы могли вернуться только к ним, и промышленные гадали, почему селение испугалось русского отряда из-за беглых каюров. С тлеющим фитилем в руке Баранов внимательно поглядывал вокруг, стараясь понять, было ли убийство его промышленных случайным или союзники прервали мирный договор. Летники пустовали. Кенайцы не спрятали даже деревянного идола, которого не показывали иноверцам. За селением на столбах висели семь ящиков с мертвецами. «Уж не поветрие ли у них?» – забеспокоился управляющий шелиховской артелью.

Из леса крадучись вышли два старика, покрытых накидками из кож. Баранов приказал толмачу:

– Скажи, что купленные у них каюры зарубили трех промышленных на устье Илямны.

Толмач перевел, старики оживились, залопотали, что их люди прячутся в лесу, и вызвались пригласить тойона. Вскоре с важным видом, из-за деревьев вышел вождь с бостонским мушкетом в руках. Его плечи были покрыты одеялом, голова, по обычаю индейских племен, украшена пухом и горностаевыми шкурками. На вопрос, отчего в селении так много мертвых, вождь уклончиво ответил: жили-жили и умерли, наверное, пора пришла.