Замок одиночества - стр. 13

вые» складки кожи на вытесанных скулах. Неширокий, но крупный рот, мясистые губы тёмно-красного, даже бордового цвета с несколькими вертикальными просеками-трещинками – наверное, от чрезмерного курения. Круглые глаза – глубоко посаженные, тёмно-серого цвета с синеватым отливом. Во всём, особенно в манере говорить, чувствовалась энергетика человека решительного, задорного. Те нигилистические, в ницшеанском духе нотки, что, бывало, звучали в его излишнем порой многословии, не могли скрыть природной доброты и благородства. И Лёва ловко в разных ситуациях подавал себя то одной, этакой рыцарской стороной, то совершенно обратной – равнодушно-циничной, хоть и беззлобной. Людям вообще больше по нраву «милые лжецы», «благородные» жулики, элегантные нигилисты и циники, чем убогие «сплющенные» Плюшкины и скопидомы а-ля Корейко.

Ирин прогуливался вдоль наружной лоджии университета. Форум заканчивался, но выставку решили продлить на целый месяц, решив дать возможность широкой публике (и в основном студенчеству) ознакомиться с экспозицией. В конце января, сразу после своего юбилея, Лев Антонович вновь приедет в Болонью – сворачивать русские «аркады» и «ансамбли».

Тёплый, какой-то не декабрьский, а милый подмосковно-сентябрьский вечер. Небо удивительное. На тёмно-сером фоне красно-оранжевые всполохи, как от костра, а то местами оранжевые полосы ровно струятся лентами. А вот тут вот не полосы – здесь уже оранжевые «байдарки» параллельными пунктирными линиями выстроились то ли на рейде, то ли на небесном гребном канале. Послезавтра он отправляется в Венецию. Сын и жена там будут уже завтра: Роберт приедет электричкой из Падуи, Майя прилетит из Петербурга.

А завтра у него две важные встречи. И он, прежде чем позвонить Женьке, должен подумать и принять решение. У него ещё было и такое правило: если с кем-то поделился планами, пусть чуть, пусть намёком – делай! Отказываться – «западло». И ещё была привычка размышлять, гуляя по аллеям, узким пустынным улочкам или вот как сейчас – вдоль длинной лоджии Университета. Он, в отличие от итальянцев, назвал бы это место не лоджией, а открытой галереей. А ещё лучше было бы эту аркаду, т.е. ряд одинаковых арок, опирающихся на колонны, называть… ну, скажем, «Аллеей возвышенных мыслей». Или не возвышенных… или не мыслей, а чувств. А что? «Аллея тенистых уголков души», «смятенной души», «сокровенных мыслей», просто «послеполуденных» – тоже ничего. Слово красивое: «аллеи». Его трудно испортить прилагательными.

Позвонил. Евгений, оказывается, с семьёй вылетает в Париж. Там будут встречать Новый год. Ляля прилетит только тридцать первого. «Эх, дела, дела у всех… И Новый год не дома… ладно, хоть семейный праздник с семьёй… На Западе так почитают Рождество».