Закон и женщина - стр. 42
Шестой ящик был для меня и сюрпризом и разочарованием. В нем не было ничего, кроме осколков разбитой вазы.
Я сидела в это время на маленьком стуле. В минутной досаде на пустоту шестого ящика я только что подняла ногу, чтобы закрыть его, как вдруг дверь из залы отворилась, и я увидела перед собой майора Фитц-Дэвида.
Его взгляд, встретившись сначала с моим, перешел к моим ногам. Когда он увидел открытый ящик, лицо его изменилось только на одно мгновение, но в это мгновение он взглянул на меня с внезапным подозрением и удивлением, взглянул так, как будто я была близка к открытию.
– Я не буду беспокоить вас, – сказал он. – Я пришел только для того, чтобы задать вам вопрос.
– Какой вопрос, майор?
– Не встречались ли вам в продолжение ваших поисков какие-нибудь мои письма?
– До сих пор я не видела ни одного. Если мне попадутся письма, я, конечно, не сочту себя вправе прочесть их.
– Об этом-то я и хочу поговорить с вами. Мне только сейчас, наверху, пришло в голову, что мои письма могут поставить вас в затруднительное положение. Я на вашем месте смотрел бы с недоверием на все, чего не мог бы освидетельствовать. Мне кажется, что это затруднение легко устранить. Я не нарушу своего обещания и не выдам ничьей тайны, если скажу вам, что в моих письмах вы не найдете указания, которое вам нужно. Вы можете пропускать их как предметы, не стоящие внимания с вашей точки зрения. Надеюсь, что вы понимаете меня.
– Я очень благодарна вам, майор. Я вполне понимаю вас.
– Не устали ли вы?
– Нисколько, благодарю вас.
– И вы еще не потеряли надежды на успех? Вы еще не упали духом?
– Нет. Пользуясь вашим великодушным разрешением, я намерена продолжать свои поиски.
Нижний ящик бюро был еще открыт, и, отвечая майору, я рассеянно взглянула на осколки вазы. Он уже успел овладеть собой. Он тоже взглянул на осколки вазы умышленно равнодушным взглядом. Я помнила, как подозрительно и удивленно взглянул он на них и на меня, когда вошел в комнату, и его теперешнее равнодушие показалось мне несколько утрированным.
– В этом мало интересного, – сказал он, указывая с улыбкой на куски фарфора.
– Нельзя судить по внешности. В моем положении следует подозревать все, даже осколки разбитой вазы.
Говоря это, я глядела на него пытливо. Он переменил разговор.
– Не беспокоит ли вас музыка?
– Нисколько, майор.
– Она скоро кончится. Учитель пения уходит. Его сменит учитель итальянского языка. Я делаю все возможное для усовершенствования моей молодой примадонны. Учась пению, она должна также учиться языку, который есть, по преимуществу, язык музыки. Я усовершенствую ее выговор, когда повезу ее в Италию. Высшая цель моего честолюбия – чтобы ее принимали за итальянку, когда она будет на сцене. Могу я сделать что-нибудь для вас, прежде чем уйду? Не прислать ли вам еще шампанского? Скажите «да».