Закон и честь. Часть вторая. Иллюзия закона - стр. 23
– Смотрите не надорвитесь.
– А вы сильнее, чем кажетесь, сэр.
– В самом деле?
– Да, хотя на вид обычный тщедушный заморыш.
– Умственная деятельность, она, знаете ли, заменят спортивные упражнения.
– Правда? Никогда бы не подумал…
– А вам бы порой не помешало!..
Они вышли на пронизывающий холод угрюмого ноябрьского дня, убегающего навстречу вечеру. Поёжившись, Гордон Крейг поднял воротник пальто и сказал:
– Собачья погода. Вполне соответствует тому, как меня встретили… Кстати, Джентри, вы любите музыку?
Старший инспектор недоумевающе посмотрел на учёного:
– Музыку?
– Ну да, музыку! Флайшер, Вендесон, Клоуз, Стаховски – вам что-нибудь говорят имена этих выдающихся композиторов?
– Вы не поверите, но у меня нет свободного времени ходить в филармонию, – усмехнулся Джейсон.
Крейг поднял глаза к серому небу, ловя лицом колющиеся мельчайшие капельки моросящего дождя. Джейсон с любопытством наблюдал за ним. Ему было неподдельно интересно, как же поведёт себя Крейг после столь явной неудачи. Он был готов ожидать от него, что угодно, но только не назревающую беседу об искусстве!
– Для того чтобы слушать музыку, вовсе не обязательно протирать штаны в Куинс-Палас, – с иронией сказал Крейг. – Неужели вы не слышали о таком замечательном изобретении, как граммофон и грампластинки? Сразу говорю, я не причастен к сотворению этой замечательной вещицы!
– Граммофон? Почему же, слышал, конечно, – покосился на учёного Джентри. – Занятная штука. Но как-то руки не доходят, чтобы приобрести себе. Говорите, стоящая вещь?
– Это надо услышать самому, сэр. Обязательно купите его. А я даже дам вам послушать некоторые пластинки из моей коллекции. Как вы относитесь к Матиасу Гардену? Мой любимый композитор. Его седьмая симфония для фортепиано с оркестром просто блеск! Вам обязательно надо восполнить свои пробелы в познании музыки, мистер Джентри. Обязательно…
_________________________________
Абрахам Аткинс придирчиво всматривался в исписанный мелким витиеватым почерком потемневший лист бумаги, водя лупой над наиболее смазанными и трудно разбираемыми участками. Несколько уже досконально изученных вдоль и попрёк листков лежали рядом, сложенные в аккуратную стопочку. Аткинс удовлетворённо крякнул, убрал лупу в ящик стола и присоединил лист к стопке. Пожалуй, хватит на сегодня. Зрение у него уже не то, что раньше. Даже очки не помогают. Вот и приходится пользоваться увеличительным стеклом. Правда, он сомневался, что смог бы обойтись без лупы, даже будь у него стопроцентное зрение. Почерк у Виго Шанийского был само наказание для любознательных потомков: мелкий, убористый, словно знаменитый врач прошлого экономил каждый квадратный миллиметр бумаги, испещрённый непременными завитушками и хвостиками. Одно из светил психиатрии, живший более сотни лет назад, определённо не думал о будущих исследователях его наследия, запечатлённого на бумаге.