Заххок - стр. 45

Подошла ко мне:

– Дядюшка, куда это запропал наш жених?

– Не терпится тебе?

– Не терпится, дядюшка. Хоть бы побыстрее.

Я огорчился:

– Настолько уж плохо в родном-то доме?

Она нахмурилась:

– Он мне не родной.

– Эх, Зарина… В чужом лучше не будет.

Она слушала меня, не понимая.

– Где это в «чужом»? Вы нас выгнать хотите?

– Не гоню. Сама уйти хочешь.

Она губы сжала:

– Никуда я не хочу. Вернее, некуда… Сама не знаю, где мой дом.

Я сказал:

– Здесь. Это твой дом.

Зарина вспыхнула:

– Не мне, а ей скажите.

Бедная девочка! Готова выйти замуж за кого угодно, лишь бы избавиться от злой мачехи. Многие девушки так же думают, да попадают из огня в полымя.

Я сказал:

– Карим – парень неплохой, но уж слишком прост. Тебе не пара. Не спеши, найдём юношу…

Она даже договорить не дала:

– При чём тут Карим?! Тоже мне юноша! Не нужно мне вообще никого!

Совсем запуталась девчонка и меня запутала. То замуж не терпится, то никто не нужен. Молодые сами не знают, чего хотят. А она расхохоталась:

– Ой, дядюшка! Вы подумали… Я же про того усача, что к ней посватался… Поманил и пропал. А мы тут его дожидайся…

У меня от души отлегло, я захохотал вместе с ней. Но затем мне стало грустно. Вот как взаимное непонимание разделяет нас, близких людей. Я сказал:

– Кто знает, что случится, когда твоя тётушка Бахшанда выйдет замуж и покинет наш дом. Возможно, ещё будем сожалеть о нынешнем времени, как о счастливых днях… Не зря Валиддин Хирс-зод, соловей Талхака, написал такие строки:

Зарина упрямо покачала головой:

– Хуже быть не может!

И хотя я убеждал девочку не торопить события, сам невольно подгонял их в своих мыслях. Как было не торопить, если вдруг разладилась хорошо налаженная жизнь. Талхак бурлил, и даже уважаемые люди не могли утихомирить односельчан. Несколько дней прошло с тех пор, как Гиёз уехал искать справедливость, но до сих пор от него ни слуху, ни духу. Что с ним?

Сегодня я узнала потрясающую новость. То есть, новость, конечно, для меня… Нашим – не считая нас – наверняка всё давно известно.

Утром я сказала Бахшанде:

– Я на поле не пойду.

Она молча бровь заломила: с чего это, мол?

– Живот болит.

Нет, всё-таки она точно ведьма! Взглянула и немедленно поняла, в чём дело.

– Оставайся дома, поможешь своей тёте Дильбар. Делай, что она скажет. Но к очагу и еде не прикасайся. Ты сейчас нечистая.

Ах-ах-ах, зато она у нас чистая! Самая чистая-пречистая на свете. Я спросила нарочито противным голосом:

– Еду не трогать? Хотите, чтобы я умерла с голоду?

Но ей – как горохом об стену.