Заговоренная Гладь - стр. 28
Дыхание Сейвины стало глубже, а сердцебиение – чаще, мертвые стали ближе, намного ближе к ней, и она уже слышала намного острее хрипы, что они выдавливали из себя, несмотря на то, что они были в разных углах комнаты; ощущала их зловоние так четко, будто они сидели подле нее.
– Цены растут, – говорил в одном углу человек, – идет война, сейчас очень сложно достать товар, очень сложно найти тех, кто смог бы продать несколько берковцев левой руды, – на всех местах добычи досмотр, попытаешься пуд руды вывезти – не сносить головы. Даже не знаю, что я сейчас смогу сделать. – Человек потирал руки, словно предвкушая, сколько он сможет выторговать сейчас.
– Не держи меня за дурака, – хрипел ему в ответ его собеседник, – я знаю прекрасно, что те, у кого ты покупал товар до этого, будут работать с тобой сейчас еще охотнее, потому как смогут заработать больше.
– Они связаны по рукам и ногам, говорю я тебе, сейчас не найти глупцов, которые согласятся украсть руду. Идет война с чудью.
– Я знаю прекрасно, что идет война с чудью! – рявкнул мертвый, и от его крика из-под капюшона его высунулась часть гниющего синеватого лица. – Но это не та война, когда Радии удастся сохранить порядок внутри. Мы уже знаем, что основное войско было разбито. На стороне Чуди чародеи, посмотрим, как трусы Велибора будут сражаться с магией. – Он страшно захрипел, видимо, пытаясь смеяться, – называй свою цену, если не боишься. – Он глянул на человека так злобно, что тот нервно сглотнул.
– Триста златников, – самая низкая цена, на которую сейчас кто-то согласится.
– Сколько. Сто златников – вот мой ответ. Сто златников – даже для такой собаки, как ты, будет изрядная сумма денег.
– Как же я смогу добыть для тебя руду за такие деньги? Я сам заплачу больше! – человек, судя по всему, был храбрее или наглее, чем мог показаться на первый взгляд.
– Я знаю твои уловки, хитрец, сейчас ты будешь долго врать о том, что тебя обдирают как липку. Врешь, пес, все врешь! Сто златников – мое последнее слово.
– Тогда нам не о чем говорить, – человек встал, словно не обращая, как мертвый сжал кулаки и заскрипел зубами, руками цепляясь за ножны. Человек стал нарочито медленно накидывать свой плащ и уже было направился к двери.
– Стой. Сто пятьдесят мое последнее слово.
Человек пожал плечами и повернулся обратно к выходу.
– Стой, говорю! Двести. И все. Точка. Двести – больше даже я не смогу прибавить.
Человек обернулся и заулыбался.
– Вот теперь ты разговариваешь, как человек дела.
– Перестань так улыбаться, или я тебе все зубы выбью.