Заговор обреченных - стр. 12

– Каковы ваши прогнозы, редактор? – поинтересовался Гиммлер, отпивая с ладоней родниковую воду.

– Как всегда, мрачные.

– Как всегда, – задумчиво кивнул Гиммлер, но в голосе его не послышалось ни осуждения, ни мстительности.

– Зато поездка помогла мне убедиться в том, в чем, собственно, я и так был убежден.

– Еще одно оригинальное признание.

Гиммлер остановился у гранитной, отполированной стихиями скалы, в которой отливалась голубизна озерного плеса, а в кварцевых зернах отражались лучи предобеденного солнца, – и выжидающе уставился на д’Алькена. Лицо его оставалось при этом холодно-вежливым и смиренно-терпеливым.

– Мы, господин рейхсфюрер, допускали огромную ошибку, унижая и истребляя население оккупированных нами русских территорий. Подавляющее большинство его действительно ненавидело коммунистов и не желало возвращения советской власти. Будь мы осмотрительнее и дальновиднее – давно сумели бы превратить начатую нами войну в гражданскую войну России.

– Уверены, что таких было большинство?

– Во всяком случае, потенциально. Речь идет о населении, которое изначально считало нас избавителями от коммунистических врагов, разрушивших тысячи храмов, истребивших в концлагерях десятки тысяч их земляков; сославших под видом кулаков в Сибирь наиболее трудолюбивую часть крестьян. Оставшееся население являлось нашим естественным союзником – это, на мой взгляд, совершенно бесспорно.

– Я погрешил бы против истины, полковник, если бы признал, что вы открыли для меня некую высшую истину, которой мы все, генералитет СС и руководство рейха, постичь были не в состоянии.

– Но я и не претендую на роль мессии, – грубоватое, далеко не аристократическое лицо д’Алькена слегка побледнело, однако он все же сумел сдержаться. Штандартенфюрер давно готовился к этому разговору, рассчитывал на него и обрадовался, узнав, что Гиммлер назначил встречу не в своем кабинете, а здесь, в этом романтическом, истинно германском уголке, вдали от скрытых магнитофонов.

– На что же вы тогда претендуете?

– Это интересует многих, господин рейхсфюрер. Многим непонятно, с какой стати я вдруг отстаиваю власовское движение. Почему пытаюсь оживить его, используя при этом не только свою газету, но и личные связи.

– Не тщитесь, штандартенфюрер, во «враги народа», подобно тому, как это делает со своими вольнодумцами Иосиф Виссарионович, вас все равно не зачислят. В героях послевоенной Германии вам тоже не ходить. Так и останетесь «редактором одиозной эсэсовской газетенки». – Улыбку, которая вырисовывалась на лице Гиммлера, действительно можно было бы считать улыбкой, если бы только это лицо не принадлежало Гиммлеру. – Вы – яростный сторонник Власова, это мне уже понятно. Непонятно другое – за что вы его так возлюбили.