Заговор маски - стр. 36

Горислава задохнулась от счастья, но руки не отняла. Ей казалось, будто сердце ухнуло куда-то в живот и забилось там, точно птица – быстро-быстро.

– Ты смеешься надо мной! – сказала Горислава, опустив длинные ресницы и глядя сквозь них на кузнеца, прекрасно зная, как она хороша сейчас с разрумянившимися от мороза щеками, – ты, верно, всем девушкам такое говоришь. Обманываешь меня, а сам будешь потешаться с друзьями, что меня, бедняжку, завоевал.

– Ну что ты, Горислава! – воскликнул Остромир. – Да провалиться мне на этом самом месте, если я когда-нибудь что-то плохое для тебя задумаю. Ты ведь для меня важнее солнышка на небе! Коли бы я знал, что могу надеяться, что и я тебе когда-нибудь буду люб, счастливее меня никого бы не было.

– Ну значит, нет никого счастливее тебя, – с улыбкой тихо сказала Горислава, так, чтобы никто, кроме них двоих, не мог это услышать, и тут же отвернулась.

Остромир засиял и робко взял Гориславу за руку.

– Я для тебя все что пожелаешь сделаю, Гориславушка, – сказал он. – Только бы ты была счастлива, никогда не сомневайся. – Он озорно и радостно улыбнулся. – Пойдем… а ты леденцы любишь? Лавочник наш продает такие вкусные.

Она снова посмотрела на него и выдохнула:

– Люблю. Пойдем, Остромир.

Остромир, гордый и счастливый, повел Гориславу в лавку. Там он купил ей кулек ярких леденцов, они вышли из лавки и, смеясь, пошли по улице.

Глава 6

Живко недолго просидел за чаем в доме у друга. Сославшись на срочные дела, он быстро вышел, не замечая, а может, и не обращая внимания на вопросительный взгляд жены. К счастью, Стояна хорошо знала своего мужа, а потому вслух спрашивать ничего не стала. Впрочем, это не отрицало того, что после возвращения мужчину будут ожидал бы допрос от жены.

До своей избы было несколько минут пути. Проходя по улице, Живко поглядывал по сторонам. Деревня жила обычной жизнью, казалось, ничего не изменилось ни за последний год, ни за последние десять или пятьдесят лет. Однако лесничий, проживший здесь всю свою жизнь, видел как на самом деле меняются деревня и люди. И Живко не был уверен, что эти изменения к доброму. Кивнув встретившемуся по дороге мельнику, он зашел к себе во двор.

Чтобы быстро вернуться, ему нужны были лыжи, а еще не помешали бы снегоступы. Заглянув в сарай, Живко убедился, что и то, и другое на месте. Он пощелкал ногтем по поверхности снегоступов, провел пальцем по полозьям лыж и, убедившись, что все в порядке, как и должно быть, отложил свои нехитрые приспособления на лавку и пошел в избу.

Пошарив по полкам, он сунул за пазуху пару найденных лепешек. Никто ведь не знает, на сколько ему придется задержаться в лесу. Задумчиво посмотрев на свой самострел, лесничий сначала хотел оставить его под замком в сундуке, куда оружие прятали от неуемного Златогора. Однако по здравому размышлению Живко пришел к выводу, что самострел лучше взять. Тогда в случае чего можно отговориться тем, что хотел поискать какую-нибудь неосторожную птицу. А если повезет, то и не с пустыми руками вернется. К счастью, пока что охотиться в окрестных лесах не возбранялось, хотя ходили слухи о том, что Великий Охотник подумывает издать указ, по которому бы никто не смел без разрешения стрелять зверя в лесах. Лесничий угрюмо хмыкнул. Интересно, это только он видит несуразицу? Из них пытаются сделать охотников на демонов и язычников, а самим собираются запретить охоту. Не охотников из них делают, а стаю бешеную… Живко тряхнул головой, стараясь не думать об этом, накинул самострел на плечо, туго затянул ремень и, подумав, присел на дорожку.