Загадки литературной сказки - стр. 21
Для писателя XVIII века роман, что удивительно, занимал не то место, какое занимает в наше время, когда он почти вытеснил остальные жанры. В те времена проза уже одним тем, что она проза, считалась (за исключением ораторской) литературой низкой пробы. Поэтому представитель высокой литературы Сумароков резко высказывается против романа, делая исключение только для «Дон Кихота» как романа, направленного против романа. Но рыцарский роман, так удачно пародируемый Мигелем де Сервантесом, не умер, он продолжает существовать до сих пор. Роман также нещадно осмеивался и позже, в эпоху романтизма, пока не появился вновь, уже в другом качестве. Он был вскоре переосмыслен писателями, вобрал в себя национальный оттенок, возникла установка на психологию героев, их развитие по ходу повествования, на мотивирование поступков, явились новые способы поэтического изображения. Даже космополитизм старого рыцарского романа, убитый романтизмом, вернулся в XX век благодаря фэнтези.
Переводчик Василий Лёвшин в примечании к части I упоминал, что для нас также имеет большую ценность, о стиле, языке романов, который он после перенесёт на свои «Русские сказки»:
«Прелагая на наш язык сии Немецкие древности, которые в оригинале представлены самым тогдашнего времени наречием, должен я сколько возможно сохранить древнюю Литературу: почему читатели да извинят отступление моё от слога нынешнего, ибо следует мне переводить оные Литерально, дабы сколько возможно дать понятие каковыми степеньми вычищались от грубости своей слово-предложения и вкус сочинителей».
Также исследователи отмечают ироническое отношение к тогдашней сказке у Лёвшина, и не только у него. Автор вроде бы извиняется за свои «безделицы». В то же время в Европе существовала и другая реакция на подобные произведения. Например, чрезвычайная заинтересованность в сказке у представителей высокой литературы в Германии (Г. Лессинг, И. Гёте, К. Виланд).
В русской литературной сказке Лёвшина произошло похожее явление. Многие романы немецкого сборника галантны, переполнены любовными приключениями или сказочно-пародийны. Отсюда и идёт та пародийная сказочность, которую мы потом находим в «Русских сказках», что, по уверению В. Шкловского, по своему построению является при чередовании жанров подражанием «Библиотеке немецких романов», и поэтому они, конечно, более сборник романов, чем сборник сказок.
Полагая, что «повести о рыцарях – не что иное, как сказки богатырские», Лёвшин создаёт на основе русских былин, исторических преданий и песен цикл повестей – богатырских сказок о временах «Великого князя Владимира Святославича Киевского и всея России», повествующих о том, как «сражались и служили у него славнейшие Богатыри: Добрыня Никитич, Алёша Попович, Чурило Пленкович, Илья Муромец и дворянин Заолешанин», с чьей помощью «побеждал он греков, поляков, ятвягов, косогов, радимичей, болгаров и херсонян» (ч. I, с. 3, 7). Считая, что «начертания» жизни и «обыкновений» народных есть сказки (романы) народные, Лёвшин «во удовольствие любителям сказок» пишет несколько оригинальных литературных произведений (новелл) – бытовых сказок плутовского, аллегорического и комического характера, основанных на реалиях современной ему российской действительности (о Тимоше, попавшем в ученики к разбойникам и сумевшем их обмануть; о Цыгане; о воре Фомке; о чиновнике-пьянице и «новомодном дворянине»). Эти сказки, значительно меньшие по объёму, чем богатырские, и составили «второе отделение» его «Русских сказок».