Загадки Красного сфинкса - стр. 93

– Может, не надо?

– Рассечение во избежание заражения лучше зашить.

Через минуту я грыз руку, чтобы не заорать от боли – мэтр Шико быстро зашил мне бровь и сказал:

– Ты одевайся, а я попрошу льда – приложить, чтобы отек не спустился на глаз.

Мэтр приоткрыл дверь, распорядившись насчет льда, и мы занялись нашим жеребцом. Он лежал такой красивый, с разгладившимся лицом, ему что-то снилось, судя по нежной улыбке. Наверное, клевер или Астарта – соловая кобыла королевы-матери.

– Надо его раздеть, все-таки.

– Начнем с сапог – если примется лягаться, хоть не так опасно.

Облачать Монсеньера утром было гораздо более приятным занятием, нежели расстегивать на нем, спящем, кирасу и снимать ее, стараясь не поранить.

– Так это не первый раз с ним такое?

– Нет, Люсьен, не первый. Последний раз он неистовствовал, когда его назначили кардиналом. Как правило, буйные припадки длятся по два дня, и он вообще не спит. Мне приходилось его связывать – стреноживать, применительно к диагнозу.

– А мне никто ничего не сказал. Твари вы все, все-таки.

– И не говори. Рубашку на нем оставь. Так, вот и лед, – медик вернулся с куском льда в миске, взял полотенце, завернул в него лед и протянул мне:

– Держи у брови, завтра будешь как новенький. Люсьен, я могу просить тебя об одолжении?

– Да, мэтр Шико.

– Ты бы поспал с ним вместе эту ночь, а? Мало ли… Если что – звони в колокольчик, я тут же появлюсь. Не хочу напрасно обнадеживать, но наш пациент, похоже, завтра проснется в полном здравии.

Медик ушел, забрав с пола покрывало, вернув на место шандал и распинав по углам разлетевшиеся свечи. В полутьме, освещаемой лишь сполохами из камина, в чужой слишком просторной и слишком голой комнате, я почувствовал, что счастлив.

Сейчас лягу в постель с Монсеньером, и никто мне ничего не скажет.

Я опустил полог, поправил одеяло и устроился у левого бока Монсеньера, уткнувшись ему в подмышку. Под щеку попало что-то мягкое. Это был кисет с четверговой солью, забытый в кармане бархатного дублета с Бог знает какого времени, развязавшийся и осыпавший содержимым Монсеньера. Последнее усилие перед тем как заснуть я потратил на то, чтобы сдуть с мсье Армана соль и насколько возможно стряхнуть ее с простыней.

Бескрайнее пространство терялось во мгле. Где кончалась земная твердь, где начиналась небесная – неизвестно. Издалека донесся барабанный бой, он нарастал, ускорялся, барабан стучал неистово и отчаянно – как сердце, готовое разорваться. За звуком пришел свет – степь осветили рваные сполохи, и красный конь с горящей гривой – это стук его копыт я принял за барабанный бой – мчался в багровом зареве, разделяя землю и небо огненной границей…