Загадки истории. Злодеи и жертвы Французской революции - стр. 27
Стоит сопоставить то, что сказал Робеспьер о Мирабо, с тем, что Мирабо несколько позже сказал о Робеспьере, который был лишь в начале своего трудного пути к вершине власти и был по-прежнему «одним из тысячи двухсот». Но Мирабо уже заприметил этого человека и сказал: «Он далеко пойдет – он верит во все то, что говорит».
О самом Мирабо сказать такое никак невозможно. Как-то раз, когда Мирабо произнес блистательную речь, к нему подошел знаменитый актер Моле, звезда «Комедии Франсез», и воскликнул: «Боже мой, какая речь! И с каким выражением вы ее произнесли! Как вы ошиблись, сударь, с призванием!»
Мирабо весело расхохотался, после этого он отправился под руку с Демуленом к себе домой и угостил того роскошным ужином. Это было не вполне уместно, если учесть, что речь была о грозящем банкротстве государства и Мирабо страстно говорил в ней о страданиях народа.
Робеспьер не пошел бы на роскошный ужин – по крайней мере, после подобной речи – и, вероятно, сильно возмутился, если бы услышал о своей речи нечто подобное. Но…
Это тот самый вопрос, который много лет спустя поднял Солженицын: следует ли «жить не по лжи». Действительно ли этот рецепт хорош? Во всяком случае, он нехорош для политика. Потому что тогда получается то, что произошло с Робеспьером: он, как говорила о нем Манон Ролан, «убаюкал свою совесть силлогизмами», поскольку совесть была беспокойной. И в результате стал автором кровавого закона от 22 прериаля. С Мирабо этого бы не случилось, у него было много пороков, но он не любил крови.
Мирабо не очень-то верил в то, что говорил, но он говорил дело. Робеспьер твердо верил, что говорит правду, что выступает за святое дело. Но так ли это было?
Однако вернемся к первым дням работы Собрания, к тем дням, когда оценка Робеспьера была во многом справедливой. Мирабо упорно борется, много выступает, но пока что его не очень-то слушают. Одновременно он борется и за умы рядовых французов, избирателей.
Мирабо был, пожалуй, первым, кто по-настоящему оценил роль общественного мнения в политике вообще, и в революциях – в особенности.
Вспомним хотя бы русских генералов: Барклай де Толли был генералом явно не хуже Кутузова, однако остзейскому немцу не доверяли, а Кутузов смог себе позволить сдать Москву. Или менее известный пример: генерал Паскевич достиг намного больших успехов, чем Ермолов, однако общественное мнение России считало, что он – удачливый неуч («говорят, что он пишет без запятых, зато говорит с запятыми»), а Ермолов – великий человек, интригами отстраненный от командования.