Загадка воскресшей царевны - стр. 20
Окрестности Перми, 1918 год
Слухи о девушке, которую захватили красноармейцы и которая назвалась царевной Анастасией Николаевной, за ночь распространились по округе. Кому-то проболтался телеграфист Максим Григорьев, кому-то – Иосиф Уткин, один из красноармейцев, у которого на разъезде жила родня. Тогда же стало известно, что да – девушка подверглась в вагоне 21-й роты насилию, но вовсе не каждый из солдат захотел принять в этом участие. Мучили ее Мишка, Иван да те трое других, которые помогали ее задержать. На остальных ее клятвы в том, что она великая княжна Анастасия Николаевна, произвели большое впечатление. И как ни старался Мишка Кузнецов уверить, что никакая она не царевна, а Настя Григорьева из деревни Нижняя Курья, укравшая шубу, его только на смех поднимали, потому что Настю Григорьеву все прекрасно знали, у нее с этой девушкой никакого сходства не было, и никто не понимал, с чего рыжий Мишка упорствует в своей дурости. Видать, потому что самый настоящий дурак. Ну а умные старались держаться подальше от этой девки, которую в одночасье сделали бабой, но пачкаться в таком темном деле, многие нутром чуяли, было опасно!
Ночь миновала, а на рассвете Кузнецов и Петухов вытолкнули девушку из вагона и куда-то повели. Она шла с трудом, понурив простоволосую, растрепанную голову и зябко кутаясь в шинель Гайковского.
Максим Григорьев увидал их из окошка своей будки и выбежал на крылечко:
– Эй, куда вы ее?
– Ноги сушить повели! – крикнул опухший от спирта Мишка Кузнецов, а Петухов захохотал.
Григорьев с этой разухабистой революционной солдатней уже много чего навидался, да и то схватился за сердце. Девушка тащилась безучастно – видно, не поняла страшного значения этих слов. Да ведь ноги сушить – это повесить! А может быть, она все поняла, но была настолько измучена, что смерть представлялась ей лучшим выходом.
Тут Григорьев заметил дрезину, которая приближалась со стороны города. В ней находились двое мужчин: один в ватнике, другой в шинели, а с ними рядом – женщина в кожанке, какие носили комиссары, и кумачовой косынке, низко надвинутой на лоб. Мужчины изо всех сил качали рукоять дрезины, а женщина, привстав, махала рукой и что-то кричала, но ветер дул встречный, и до Григорьева долетали только обрывки слов:
– …ойте!..те!
Впрочем, этого Григорьеву оказалось довольно, чтобы все понять и тоже закричать вслед Петухову и Кузнецову:
– Стойте! Да стойте же!
Женщина была похожа на комиссаршу из чрезвычайки, значит, обладала какой-то властью, возможно, и немалой. А вдруг спасет жизнь бедной девушке?! Кем бы она там ни была…