Загадка песков - стр. 48
– Вскоре мы подошли к месту, где, как я понимал, начинается Тельте. Отовсюду доносился грохот валов, разбивающихся о пески, но разглядеть их не удавалось. Как известно, по мере уменьшения глубины волны становятся короче и круче. Ветер еще усилился – настоящая буря, должен сказать.
Я держался в кильватере «Медузы» и вскоре, к разочарованию своему, заметил, что та быстро отрывается от меня. Мне казалось само собой разумеющимся, что, вызвавшись служить провожатым, Долльман убавит ход и подладится под «Дульчибеллу». Ему это было несложно – стоило послать матросов выбрать шкоты или потравить дирик-фал. Вместо этого он мчался во весь опор. Один раз в налетевшем дожде я вовсе потерял его из виду, потом заметил вдалеке, но мне хватало дел на румпеле и недосуг было выглядывать беглого лоцмана. До поры все шло хорошо, но мы быстро приближались к самой трудной части, где банка Хоенхерн блокирует путь и канал разделяется. Не знаю, может, на карте, где изгибы фарватера обозначены черным по белому, все это выглядит просто, но чужак, оказавшийся в месте, подобном этому, да еще без вех, не способен определить что-либо на глаз. Быть может, при отливе, когда все мели выходят на поверхность, да при ясной погоде он и сумеет шаг за шагом, пользуясь лотом и компасом, проложить дорогу. Я прекрасно понимал, что вот-вот увижу сплошную полосу прибоя впереди и по обоим бортам. Угадать путь при такой погоде – невозможно. Ты должен твердо знать, куда плыть. Или иметь лоцмана. У меня он был, да только вел свою игру.
Будь у меня на борту помощник, способный принять руль, я не чувствовал бы себя таким ослом. А так оставалось расхлебывать кашу и проклинать себя за отступление от железного правила. Я сделал именно то, чего никак нельзя допускать при одиночном плавании.
Когда опасность стала явной, было уже слишком поздно поворачивать и пробиваться в открытое море. Я уже глубоко залез в бутылочное горлышко среди песков, оказавшись зажатым между подветренным берегом и приливом, подхватившим «Дульчибеллу». Впрочем, прилив-то и вселял хотя бы призрак надежды. У меня часы в голове, и я знал, что сейчас две трети полной воды и еще часа два подъем будет продолжаться. Это означало, что отмели скрыты водой и заметить их сложнее, но одновременно есть возможность – если повезет найти удачное место – проплыть прямо над самыми худшими из них.
Дэвис гневно стукнул кулаком по столу.
– Эх! Мне ненавистна даже мысль полагаться вот так на слепой случай, словно я подвыпивший бездельник кокни[32], отправляющийся на морскую прогулку в праздничный день. В общем, как я и предвидел, вскоре появилась перегородившая весь горизонт стена прибоя. Она обступила меня со всех сторон, оглушая, словно раскаты грома. Когда я в последний раз заметил «Медузу», та неслась, как скаковая лошадь, готовящаяся перепрыгнуть барьер, и мне удалось, наскоро глянув на компас, взять приблизительный пеленг на нее. В этот самый миг мне почудилось, будто немецкая яхта привелась к ветру, показав мне борт, но налетевший шквал скрыл ее из вида, да и мне работы на румпеле привалило. «Медуза» растворилась в белой пелене, висящей над бурунами. Я, насколько мог, держался пеленга, но уже вышел из канала. Мне об этом подсказал цвет воды. По мере приближения к берегу я видел, что все кругом одинаково и нет ни намека на открытое пространство. В мои планы не входило сдаваться без боя, повинуясь скорее инстинкту нежели здравому рассуждению, я переложил руль под ветер в надежде пройти вдоль кромки прибоя и заметить проход. Встав лагом к волнам, «Дульчибелла» зарылась, а кливер разорвало в клочья, но зарифленный стаксель выдержал, и яхта выправилась. Я продолжал держаться, хоть и понимал, что развязка – дело нескольких минут: шверт был поднят, а без него нас катастрофически сносило в сторону берега.