Загадка лондонского Мясника - стр. 30
Стэн прибежал обратно. Я взял его на руки, обнял и почувствовал, как сильно колотится сердечко.
Он впервые в жизни испугался.
– Не собака, – сказал качок, – а крыса какая-то.
– Он просто расстроился, что ты не захотел целоваться! – заметил один из дружков.
– Собака, собака! – отозвался другой. – Просто для гомиков.
Все трое захохотали.
Я опустил Стэна, и тот распластался на земле. В его больших глазах был испуг. Я погладил щенка, чувствуя под шелковистой шерстью хрупкие ребрышки. Сердце у него до сих пор билось как сумасшедшее.
Трое на скамейке по-прежнему хохотали. Крутые ребята, подумал я, крутые ребята, которым просто весело.
Пока они смеялись и разговаривали друг с другом, я хотел уйти, но Стэн остановился обнюхать урну. Потом он присел, застенчиво глядя на меня, и опорожнил кишечник. Я собрал три маленьких шарика в пакет, завязал и бросил его в мусорку. Тут молодчики снова переключились на моего пса. Они показывали на него пальцами и скалились. Решили, что Стэн здесь для их развлечения.
И напрасно.
– Вперед, – сказал я.
Стэн поднял на меня грустные глаза, однако с места не сдвинулся. Парни схватились за бока от смеха.
– Вперед! – крикнул качок. – Что, не слышишь? Вперед, тебе сказано!.. Эй, дружище, он кусается? Или только отсасывает?
Я смотрел на Стэна. Щенок не сводил с меня глаз и, казалось, вжался в землю еще сильнее. Он положил голову между передними лапами, его хвостик дрожал, уши, точно длинные волосы, лежали на бетонной дорожке.
Случилось неизбежное. Рано или поздно он все равно узнал бы, что такое страх. Всем нам приходится пройти через это.
Но мне было ужасно стыдно, что все произошло именно сегодня, когда Скаут его нарисовала и когда я был так ему благодарен.
– Вперед, – сказал я.
Стэн лежал.
– Непослушный, да? – спросил качок.
Какие только города не смешались в его акценте: Лондон, Лос-Анджелес, Исламабад. И не просто города, а худшие их районы.
Нетуго привязав поводок к ножке пустой скамейки, я развернулся к парням.
– Я не к собаке обращался, – ответил я и направился к ним.
Качок встал, улыбка сползла с его лица. Он хотел мне что-то сказать, и тут я врезал кулаком ему в сердце.
Всего один раз. Правой. Со всего маху.
В кино так не делают. Однако сердце – самое уязвимое место, и в драке лучше его беречь.
Мой удар начался в стопе опорной левой ноги, поднялся по мышцам, набрал полную силу при повороте торса, а затем пролетел по правой руке в костяшки кулака. Проделав весь этот путь меньше чем за секунду, он с невероятной силой попал в грудину, плоскую кость прямо напротив сердца, где хрящами соединяются друг с другом верхние ребра. Я никогда не понимал, почему никто не бьет в сердце.