Зачем я тебе, мальчик? - стр. 33
Впрочем, чтобы его уколоть, мне хватает и другого.
– Да, твоя Ольга Павловна – настоящее сокровище, прекрасно знает мои вкусы, – хмыкаю, разворачиваясь и направляясь в сторону кухни, чтобы поставить пирожные на стол и включить чайник.
Как говорится: война войной, а обед – по расписанию.
От сладостей я не откажусь по-любому.
– Чернакова не имеет к подаркам никакого отношения, Аня, это… я купил сам, – молчит с минуту и тише добавляет. – Заезжал на Шкапина в «Дейзи Кейк».
Застываю на пару мгновений и медленно оборачиваюсь, чтобы еще раз взглянуть на супруга. Сейчас он меня реально удивляет. Первый раз на моей памяти покупает цветы и сладости сам, без помощи секретаря.
Сглатываю и медленно протяжно выдыхаю, выпуская на волю вместе с воздухом всю обиду, которая, оказывается, во мне копилась и назревала.
– Спасибо, Сём, – произношу с чуть кривоватой улыбкой, но уже точно ненатянутой.
Да, для кого-то этот поступок покажется примитивом, не стоящим такой радости, чтобы делать шаг навстречу. Меня же он словно размораживает, как и слова, сказанные тихо на ухо:
– Анют, прости меня, идиота. Я много думал. Мне очень стыдно за свой скотский поступок, и я не стану всё сваливать лишь на алкоголь. Я виноват. Признаю и постараюсь со временем загладить свой грех.
Кобаль обнимает меня как хрустальную вазу, прижимает к себе и легонько поглаживает по спине.
Первые несколько мгновений чувствую напряжение, а потом постепенно расслабляюсь.
У всех бывают срывы. Может, и у Семена он был, а я просто не заметила?
Нахожу ему оправдание.
– Не отдаляйся от меня, Нюсь, – произносит он, касаясь губами моей макушки. – Обещаю, что подобное больше не повторится.
Киваю, прячу порозовевшие щеки на груди мужа, и еще раз киваю.
Рубить с плеча и рушить всегда просто, сохранять построенное и чинить надломленное – сложно.
Я не хочу уничтожать то, что мы строили с Семёном три года, вот так, не разобравшись до конца в причинах. Каждый заслуживает второго шанса. Вот и я попытаюсь реанимировать наши отношения. Тем более, муж действительно удивляет своей чуткостью, откровенно признавая ошибку и без своего обычного снобизма и высокомерия прося прощения.
Следующие полторы недели напоминают мне времена нашего медового месяца.
Кобаль остается подчеркнуто вежливым, ухаживает, еще дважды дарит цветы взамен увядших, приглашает в кафе и на прогулки, не задерживается по вечерам, отодвигая в сторону встречи со студентами, и даже не настаивает на близости, которой я поначалу боюсь.
А четырнадцатого февраля, не иначе как злая шутка судьбы, нас разводят.