Зачарованный город - стр. 30
– Весело, – оживилась Элька. На протяжении всего рассказа учителя она колупала синюю краску со спинки деревянного стула. Проковыряла весьма значительную дыру, обнажая потемневшее дерево.
– Подписанный между нами сто лет назад мирный союз трещит, точно сухой тополь в часы бури. Его срок истекает в конце этого сентября, и будет ли новый – неведомо.
– В чём проблема? Воюйте. Только между собой, людей не трогайте! – с вызовом в голосе заявила Элька, оставив в покое краску на спинке стула. Она вцепилась обеими руками в деревянную планку и приподнялась. Её глаза вспыхнули зелёным светом ярче лампочек на бесперебойниках.
Люди, вы что, обалдели? Я заёрзал на стуле, вертя головой от Славки к Эле и обратно. Ёлки облезлые, они же оба – ненормальные ролевики! Здоровый человек в подобный бред верить не должен!
– Женька, – вдруг встрепенулся Слава, – и ты, Эля, да? Уходите отсюда. Не для вас это. Маленькие ещё. Не стоит рисковать! Если подслушают мой рассказ…
– Пожалел нас, палочник, живущий под ёлкой в норке, питающийся палой листвой и талой водой, – накинулась на него соседка. – Что ты делаешь в городе, признавайся? Ты не городской?
Я ощутил еле заметное движение воздуха в классе, дуновение ветра в лицо, запах прелой листвы. Листья жёлтые, мокрые, тяжело ложащиеся на землю, прибиваемые к ней струями дождей. Таких, как сейчас. Вылинялый цвет лесов, осыпающиеся ягоды рябины, давно нехоженые тропы… копящееся за пределами видимости человеческого глаза нечто, тяжёлое и чуждое, которое настигает, если задержаться в лесу дольше положенного, если заблудиться. Нечто дикое, которое смотрит в спину голодным взглядом, хищно скалится, тяжело дышит. Над тобой смыкаются ветви, забываются приметы и правила поведения в лесу. Напрочь отказывает память – где же ты только что прошёл? И ничего знакомого!
Я терялся однажды по осени. Маленький был. Родители поехали с друзьями на шашлыки, взяли меня и… Не помню, как потерялся. Помню только ужас и уносящиеся к небу ровные стволы сосен, тёмную тяжесть еловых ветвей и падающие бурые листья. Нашли меня только через три часа, когда отец съездил в ближайшую деревеньку за подмогой. С тех пор я стал неисправимым домоседом – боюсь чужих мест, боюсь повторения пережитого однажды.
Ощущение реальности возвращалось нехотя, тяжело. Сквозь головокружение проступил в полумраке Славка, сидящий на столе, настороженная Элька.
– Я городской