Зачарованные - стр. 5
Таращусь на него в полном изумлении. Он что, шутит?
– Дайра, не бойся, ничего постоянного! Я имею в виду их временные татуировки хной – мехенди. Они смываются, но выглядят классно.
Он чуть приподнимает левую бровь, и я с трудом подавляю желание нахмуриться. Ничего постоянного. Прямо-таки девиз моей жизни. Но мехенди – это лучше, чем глупая переводная картинка. Мехенди будет украшать меня еще долго после того, как оплаченный студией личный самолет Вейна умчится прочь.
– Режиссер тебя убьет, если ты заявишься завтра на съемки, расписанный хной, – парирую я.
Вейн пожимает плечами. Сколько раз я видела подобный жест – и у него, и у других молодых актеров. Он чувствует себя абсолютной звездой. Он незаменим. Вейн думает, что он – единственный на свете семнадцатилетний парень с толикой таланта, загорелой кожей, вьющимися волосами и пронзительными глазами. Ну, разумеется, он заставляет экран сиять, а девицы (а также их мамаши) млеют от его красоты. Это опасный ход мыслей, особенно если ты работаешь в Голливуде. Такие идеи приводят к лечению от наркозависимости в клиниках, к ролям в дешевых телевизионных сериалах и низкобюджетных фильмах, которые даже не выходят в прокат, а выпускаются на DVD.
Впрочем, я не сопротивляюсь, когда он тащит к женщине, одетой в черное. На ее коленях лежит горка пакетиков с хной. Пока Вейн договаривается насчет цены, я чинно усаживаюсь перед ней. Она отрезает уголок у одного из пакетиков и выдавливает темную пасту на мою кожу, не спрашивая, какой орнамент я предпочитаю. Хотя мне все равно. Прислоняюсь к Вейну и позволяю ей делать то, что она хочет.
– Не трогайте узор как можно дольше, чтобы он закрепился. Чем темнее краска, тем сильнее ваш молодой человек любит вас.
Женщина бросает многозначительный взгляд на нас с Вейном. По-английски она изъясняется плохо, запинаясь и с акцентом, но смысл ее фразы вполне ясен.
– Мы не… – собираюсь сказать, что мы не влюблены друг в друга, но Вейн обнимает меня и чмокает в щеку.
Его улыбка заставляет мастерицу улыбнуться в ответ, демонстрируя нам редкие почерневшие зубы.
Я впадаю в ступор, потрясенная его нежностями, и ощущаю себя идиоткой. Я пылаю, на руках размазана хна, похожая на грязь, а к спине прижимается восходящая юная звезда.
Я вообще-то не представляю, что положено чувствовать в такой момент. Но явно не то, что чувствую сейчас я. Похоже, Вейн играет очередную роль. Он перевоплотился в дерзкого юношу и теперь выступает для этой странной марокканки, которую мы больше никогда не увидим. Но зрители – это зрители, даже если их мало.