Забытый вальс - стр. 25
Фиона глянула на меня с преувеличенным недоумением.
– Бедный-то бедный, – буркнула она.
Хотелось бы мне знать, что это означало, но сестра уже отвернулась.
Часом позже я сидела возле Меган, распростертой на диване, – крупная, здоровая девочка. Мама наводила марафет, Джек уткнулся в «Нинтендо». Я собиралась уходить, и все мы чего-то ждали – вероятно, возвращения Шэя. Вечер сам собою клонился к закату.
– Ну, именинница, – заговорила Фиона, присаживаясь на диван и обнимая дочку, – как чувствуешь себя в девять лет?
– Неплохо, – ответила Меган.
Устроились перед телевизором, сделали вид, будто смотрим. Мама обычно проводила столько времени в ванной, что мы нервничали: гадали, чем же она там занимается и когда выйдет. Меган теребила волосы Фионы, смахивала их с ее лица, дергала сережку.
– Осторожнее.
Вечерняя возня: Меган раздвигала губы Фионы в ухмылку, натягивала ей веки, превращая глаза в щелочки, а Фиона сидела спокойно и не позволяла себе разозлиться. Они всегда вели себя так, что-то прочно связывало их – не вполне любовь, но и не вражда.
– Оставь маму в покое, Меган! – сказала я. – Ты уже большая, тебе девять лет.
– Ха! – отозвалась Фиона.
– Еще лет двадцать, – сказала Джоан. Появилась наконец-то – в летнем плаще, шелковый шарфик на шее, полчаса перед зеркалом проведены с толком: с виду все такая же, но на крупинку ближе к совершенству. Привычное чудо. Глянула на меня: – Поехали?
Тут я, может быть, слегка ошибаюсь в хронологии.
Тогда я еще не была влюблена в Шона, но в какой-то раз влюбилась же. В тот или в другой. В ту первую встречу в саду у снесенного забора. Или когда он сидел на складном стуле возле трейлера в Бриттас-Бей, или только приближался, и весь мир замер, остались только мы вдвоем. Я могла влюбиться в него в коридоре швейцарского отеля, когда замок жужжал, а Шон длил поцелуй, не спеша втолкнуть меня в номер.
Но я не любила его. Что-то в нем меня отталкивало. И вообще, я с ним уже переспала, на что еще он мог сгодиться?
Теперь-то я, конечно, скажу, что сходила по нему с ума с первой минуты. Я влюбилась в его руки, когда всматривалась в каждый его жест на семинаре в Монтрё, я влюбилась, когда он отогнал от меня Иви и пошел прочь, а на пороге обернулся, – влюбилась в его непонятную печаль. Так что вы лучше не спрашивайте, когда что началось. Раньше ли, позже – невелика разница. С моей точки зрения – одновременно.
Многое я даже не упомянула – не сказала, например, как красивы были дети в тот день на пляже в Бриттас-Бей, а теперь это кажется существенным, хотя сразу я этого не поняла. Возможно, дело в недуге Иви, о котором я тогда не знала, но так или иначе красота детей сыграла в этой истории роль, какую – пока не знаю.