Забытый человек - стр. 2
«Отработав» квартиру, полиция ушла. Аля вышла проводить полицейских и у все еще не работающего лифта встретила соседку сверху, та шла гулять с ребенком. Розовощекий крепенький малыш, на два года младше Сережи, но почти того же роста, шел рядом с коляской и грыз крепкими зубками большой пряник на палочке. Аля знала: один такой пряник стоит как буханка бездрожжевого хлеба, который Аля иногда покупала детям, чтобы их побаловать, и один только раз пробовала сама.
– Добрый день! А к кому это полиция приезжала, вы не знаете? Мы вот из магазина приехали, припарковаться не могли… А в новостях ничего нет, – спросила соседка, отрываясь от смартфона, из которого гремела детская песенка.
– Понятия не имею! – зло ответила Аля, щупая в кармане свой кнопочный телефон.
Эта допотопная трубка, а еще подержанный, с трещинами смартфон мужа были последним, что осталось теперь в доме из техники.
Пожав полными плечами, соседка спустила коляску на площадку и потом продолжила спускаться по второй лестнице. Крепыш с хрустом отгрыз с пряника сахарную обливку – такую же белую, как улыбка Сережи.
Бывшая улыбка.
– От сладкого зубы портятся, – сказала Аля и, поглядев на пыхтящую с коляской соседку, добавила, – а от перекусов прибавляется лишний вес.
– Жить вообще вредно, от этого умирают, – жизнерадостно ответила соседка и, достав из кармана коляски еще один пряник, протянула его Але, – это ручные пряники без сахара и глютена, угощайтесь!
Ручные! Без глютена! Боясь даже прикинуть, сколько хлеба можно купить за эти «вкусняшки», Аля молча покачала головой и развернулась к своей квартире. Там, за облезлым дерматином, ждала кухня без холодильника, ванная без стиралки, комната родителей без телевизора… Откуда взять деньги на все? А ведь Сереже теперь еще и пластинка нужна. Не ходить же так в садик! Что люди скажут? Мать стоматолог, а сын беззубый! Позор!
– Пора сгонять жиры, – пробурчала Аля, глядя в зеркало на свои острые скулы, – больше работать и меньше жрать… Больше денег, меньше жира. Так и любимому больше понравится.
Прошла осень, проснежила зима. Весна выступала прогалинами. Межсезонье – время простуд, и все начали болеть. Температурили, метались в бреду. Особенно тяжело болел Сережа, кашлял, задыхался, звал маму. Но когда Аля склонялась над сыном, он открывал глаза и отталкивал ее: «Ты шавшем паахая». Аля плакала и не могла понять своего первенца, свою гордость, свою основу семьи. Аля готовила самые любимые каши Сережи и даже купила пряник на палочке. Но Сережа смотрел на мать злыми, полными слез глазами, отворачивался к вязаному коврику на выцветших обоях и молчал.