Забытые по воскресеньям - стр. 10
Жюль ни к чему не привязывается, потому живет сегодняшним днем и плюет на вчерашний, а завтрашним пока не интересуется. Утром он отправляется в лицей, закрыв за собой дверь, забывает о нас, а когда возвращается вечером, бывает вполне рад нас видеть, хотя ни разу за день ни о ком даже не вспомнил.
Полиция так и не определила, кто из двух отцов был за рулем в тот страшный день, их не смогли отличить друг от друга. Эксперты не выяснили, что именно вышло из строя в то воскресенье. Машина у близнецов была общая, но кто кого убил, мы так и не знаем.
Жюль устраивается на моей кровати, взглядом подает привычный сигнал: «Ну, давай, рассказывай!» – и я начинаю:
– Мадам Эптинг собралась переехать в «Гортензии» в день смерти своей собачонки, решив, что больше ни на что не годна. Она сказала, что за годы жизни держала псин всех мастей. Пережила войну, лишения, ужас перед бошами[5] и несчастную любовь, но смерть песика, которому она дала кличку Ван Гог – прежние хозяева отрезали ему ухо с клеймом, – отправила ее в нокаут.
– Мерзавцы… – Жюль закуривает.
– Ну вот, такова история дня… – говорю я.
– Все? Конец? – спрашивает он.
– Вообще-то нет. Я спросила: «Расскажете мне вашу печальную историю, мадам Эптинг?» Она расхохоталась, и ей даже пришлось придерживать зубной протез пальцем, чтобы не вылетел изо рта. «Его звали Мишель…» – начала она. «Красивое имя, – ответила я, – но мне пора, я уже опаздываю». Она не поняла и спросила: «Куда?» – «На рабочее место. Утром я сильно опоздала, поэтому о Мишеле вы мне расскажете во второй половине дня!» Она кивнула и осталась в комнате № 45 наедине с воспоминаниями о былой любви и усопшей собаке. Когда я зашла вечером, кресло и кровать пустовали – у нее случился удар. Вот такая у меня повседневность. Слушать нужно сразу, ведь тишина подстерегает всех нас.
– Жуткий мрачняк!
– Не спорю – и все-таки я почти каждый день хохочу до упада.
– Между сменой памперсов и ралли на кресле-каталке?
Я смеюсь, а Жюль умолкает. Встает и как любой уважающий себя принц не замечает, что живет один в своих владениях, высовывается в окно и щелчком отправляет окурок в сад. Я рявкаю: «Свинтус!»
Глава 10
Всевышний не ответил на мольбы Элен – она так и не научилась читать.
Этим вечером она решила умереть.
Элен слышала разговоры о самоубийстве – год назад один житель деревни отравился таблетками. Для нее отрава – большая черная доска.
После уроков она прячется в чулане, где хранятся мел, чернила, бумага и дурацкий колпак[6]. Сердце у нее колотится, она слышит, как дети выходят из класса, как покашливает учитель мсье Трибу, как щелкают замки его портфеля, как он спускается с возвышения, как выходит и дверь закрывается. Коридоры и двор затихают.