Забытое время - стр. 3
Она еще глотнула из бокала, и ром с колой слегка пригладил ей шерстку.
– Да кому какое дело? – На губах – прохлада и жжение.
– Мне есть дело. – Снова улыбка – мимолетная, обаятельная. Вспыхнула – и пропала. Однако… подействовала.
– Ладно, тогда я из Нью-Йорка.
– Но родились не там. – Он это просто констатировал.
Она ощетинилась:
– А что? Я, по-вашему, для Нью-Йорка недостаточно крута?
Она почувствовала, как его глаза ощупали ее лицо, и постаралась как-нибудь скрыть все симптомы жара в щеках.
– Вы довольно круты, – протянул он, – но видно, что ранимы. Это не нью-йоркское качество.
Видно, что она ранима? Вот так новости. Захотелось спросить, где торчит ранимость, чтоб запихать ее на место.
– Итак? – Он склонился ближе. Пахнул он кокосовым лосьоном для загара, и карри, и по́том. – А на самом-то деле вы откуда?
Сложный вопрос. Джейни обычно уходила от ответа. Говорила: со Среднего Запада. Или: из Висконсина – там она прожила дольше всего, если считать колледж. С тех пор, впрочем, туда не возвращалась.
Правды никому никогда не открывала. Вот только сейчас почему-то открыла:
– Я ниоткуда.
Он поерзал на табурете, нахмурился:
– То есть? Где вы выросли?
– Я не… – Она потрясла головой. – Вам это будет неинтересно.
– Я слушаю.
Она глянула на него. И впрямь. Он слушал.
Нет, «слушал» – не то слово. Или как раз то самое: обычно оно пассивно, означает немую восприимчивость, приятие чужих звуков, «я вас слышу», а то, что делал этот человек, было ужасно мышечно, интимно – он слушал изо всех сил, как слушают звери ради выживания в лесах.
– Ну… – Она вдохнула поглубже. – Отец был региональный торговый представитель, они же не сидят на месте. То тут четыре года, то там два. Мичиган, Массачусетс, штат Вашингтон, Висконсин. Мы так и ездили втроем. А потом он… в общем, поехал дальше – не знаю куда. Куда-то уехал уже без нас. Мы с мамой жили в Висконсине, пока я не доучилась в колледже, а потом она переехала в Нью-Джерси и там прожила до самой смерти. – По-прежнему странно было это произносить; Джейни попыталась было отвернуться от его пронзительных глаз, но где уж там. – В общем, потом я переехала в Нью-Йорк, потому что в Нью-Йорке все тоже в основном неприкаянные. Никакой особой родины у меня нет. Я ниоткуда. Смешно, да?
Она пожала плечами. Слова изошли из нее пеной. Она и не собиралась ничего такого говорить.
– Скорее жуть как одиноко, – ответил он, по-прежнему хмурясь, и это слово крохотной зубочисткой ткнуло ей в мякоть нутра, которую она не собиралась обнажать. – А родных нигде нет?
– Ну, есть тетка на Гавайях, но… – Что она творит? Зачем она ему рассказывает? Джейни в смятении осеклась. Потрясла головой: – Я не могу. Извините.