Заблудшая душа - стр. 11
– Вы племянник Бориса Алексеевича? – тихо поинтересовалась пожилая дама.
– Да, – ответил Глеб.
– Почему же вы стоите здесь, а не у гроба?
– Я… не знаю.
– Идите, – шепнула пожилая дама. – Идите же!
И она легонько толкнула Глеба в спину. Делать было нечего, Корсак приблизился к гробу.
Борис Алексеевич Корсак лежал на своем скорбном ложе, как и принято покойнику, с величественным, строгим лицом. Ни удивления, ни страха, только горделивый покой. Словно за миг до смерти он увидел нечто такое, чего прочие, живые, и представить себе не могут, гордость за обладание новым знанием отобразилась на его лице.
Глеб вдруг вспомнил, как лет тридцать тому назад дядя Борис взял его с собой на немецкое кладбище.
День тогда был такой же пасмурный, как сегодня. Дядя, тогда еще молодой, легко загорающийся и любопытный до всего нового, приложил к надгробию кальку и стал заштриховывать ее мягким грифельным карандашом. Глеб с любопытством смотрел на то, как барельеф обретает на листе кальки грифельные контуры.
Барельеф был очень странный. Обычно на надгробных плитах был изображен ангел, иногда – Дева Мария с маленьким Иисусом на руках. А на этом камне была выбита голова какого-то звероподобного существа. На голове у существа не было ушей, а лицо (или скорее морда) было чуть вытянуто вперед.
– Кто это? – спросил Глеб у дяди, разглядывая таинственного монстра.
– Это? – Дядя улыбнулся. – Возможно, ангел.
– Он не похож на ангела, – усомнился Глеб.
– А ты видел ангела?
Глеб покачал головой:
– Нет.
– То-то же, – сказал дядя и продолжил работу.
– Зачем тебя это, дядь Борь? – спросил тогда Глеб.
– Люди вложили в это изображение душу и талант, – ответил дядя. – И свои представления о загробном мире. Если угодно – это визуальная метафизика. А значит – особый род искусства.
– И много у тебя таких картинок?
– Много. Сто сорок штук. Когда их будет двести – я попробую сделать книгу.
– И кому будет интересна такая книга? – скептически уточнил Глеб.
Дядя улыбнулся и ответил:
– Вероятно, таким чудакам, как я.
И сейчас, тридцать лет спустя, Глеб подумал, глядя на бледное лицо дяди: «Что ж, теперь ты и сам станешь частью этого «особого искусства».
– Можно закрывать? – тихо спросил у Глеба кто-то.
– Да, – машинально ответил он.
Какие-то мужчины накрыли дядю красной крышкой, а затем, включив шуруповерты, с отвратительным и неуместным жужжанием прикрутили крышку к гробу.
…Окончательно все закончилось минут через пятнадцать. Глеб стер с рук платком налипшую грязь (пришлось бросить в могилу пригоршню земли), протолкался сквозь толпу и торопливо двинулся прочь от холмика, заваленного пластиковыми венками.