За тридцать тирских шекелей - стр. 56
– Кстати, а прояснили ли вы что-то с моим вопросом?
– Которым из них?
– Который я задавала на лекции и который мы обсуждали на прошлой встрече. Мне показалось, что вы уходили от ответа. И обещали определиться после возвращения с конференции…
– Вы имеете в виду…
– Я имею в виду оценку известнейшего предательства в человеческой истории. Тридцать тирских шекелей – это много, мало или в самый раз?
– Этот вопрос мне там задавали многократно. Как будто сговорились!
– Но думаю, там вы отвечали откровенней…
– А почему вас так это интересует?
– Я сейчас занялась темой предательства. И его цена – только один аспект моих интересов!
– Иван, ты зачем забиваешь девушке головку всякими глупостями? – раздался сзади густой сочный бас. – Или не о чем больше поговорить с красавицей?
Голос был знакомый, причем настолько, что Трофимов вскочил, развернулся и оказался лицом к лицу с вельможного вида импозантным мужчиной в темно-синем костюме, тщательно отглаженной белой сорочке, с красным шейным платком в распахнутом вороте и вдобавок в шляпе с загнутыми полями: переднее – вниз, на лоб, заднее вверх, над коротко стриженным затылком. Ну, где вы видели в Советском союзе шейные платки и шляпы под костюм? Да еще в ресторане? Такое позволить мог только один человек: профессор Афористов Сергей Ильич, который и стоял перед ним собственной персоной.
Его боялись и уважали. Преклонялись и поклонялись: мировое светило, лауреат всех на свете премий, почетных званий и государственных наград, не связанных, правда, с боевыми действиями. Занимал большие посты «в верхах», ныне зав кафедрой истории ЛГУ. Историк мирового масштаба с фантастической памятью и безграничными знаниями, который, казалось, не столько изучает историю, сколько припоминает ее, как собственное детство или юность… Автор ставших уже классическими трудов по древнему Египту, Палестине и Междуречью…
Масштаб этой личности, ореол ученой славы и скандальности, окружающий ее, вызывал трепетное почтение не только у студиозусов, но и у профессоров, проректоров и даже ректоров ведущих вузов. Высокий, худощавый, с крючковатым носом и цепкими, пронзительными глазами, Афористов – великий и ужасный!
И так же безмерно его боялись. Трепетали. Афористов был знаменит не только своими трудами и открытиями, но и тем, что зарубил добрую сотню диссертаций и добился лишения всех ученых степеней и званий нескольких известных московских академиков, уличив их в еретическом противоречии постулатам исторического материализма. При этом сам никогда не скрывал своего прохладного отношения к догмам марксизма и даже допускал критические высказывания о том, что допускалось только хвалить и возвеличивать… Причем это непостижимым образом сходило ему с рук. И он никогда не боялся ни начальства, ни парткома, ни профсоюзного комитета, ни общественного мнения. Вот и сейчас рядом с ним стояла молоденькая, не больше девятнадцати лет, красивая брюнетка с прической карэ, которая крепко держала его под руку, а он даже не делал попытки освободиться и изобразить, что они только что случайно встретились.