За тобой - стр. 21
— О суррогатной секс-терапии для наших ребят. Ты правда считаешь, что это им нужно?
— Если они пострадали на работе, получили увечье или инвалидность, мешающую вести нормальную жизнь, почему нет?
— Это же… Это же банальная проституция!
Для такой образованной женщины в некоторых моментах его бывшая жёнушка оставалась ужасно тёмной.
— Ты путаешь грешное с праведным. Перед суррогатным партнёром ставится вполне конкретная цель.
— Какая же?
— Обращающиеся за терапией люди приходят не ради удовольствия. Они заново учатся близости, прикосновениям, коммуникации. Ты можешь представить, что чувствует мужик, в недавнем прошлом боец элитного спецотряда, красавец, укладывающий девок пачками, оставшись по пояс парализованным?
— Полагаю, ничего хорошего.
— Вот именно. Но им можно помочь. У меня есть понимание, как.
— А понимание того, что это слишком прогрессивная идея для нашего общества, у тебя есть, а, Давидик?
Гройсман поморщился, потому как понимание было. Он же не дурак!
— Попытаться стоит. Вдруг одобрят.
— У них на нормальную пенсию им денег нет, на реабилитацию. Физическую, заметь, реабилитацию. А ты о духовной… Ага. Держи карман шире.
— Ну, раз так — заворачивай. Накладывай визу. Что ты мне мозги компостируешь, Люб?
— Да вот интересно. У тебя тоже проблемы были? Ну, после ранения… Ты поэтому ко мне охладел?
— Люб, ты сейчас спрашиваешь, не стал ли я импотентом?
— Нет! Я же знаю, что не стал… У нас было. Несколько раз, но всё же…
— Меня то ранение лишило профессии. На фоне этого потери потенции я бы даже не заметил. Правда… Но, насколько я могу судить, этого не произошло.
— Но твои шрамы…
— Шрамы украшают мужчину.
— Или добавляют комплексов.
— Не в моем случае, Люб. Если честно, я даже не понимаю, как так вышло, что мы это обсуждаем, — Гройсман натянуто улыбнулся.
— Не спрашивай, может, это мне нужно было…
— Что?
— Избавиться от чувства вины.
— Ты себя в чём-то винила?
— Хм… Как сказать? Я думала, может, как-то не так отреагировала, когда впервые увидела твою ногу и этим тебя ранила…
Это было так похоже на Любу, что Давид едва не рассмеялся. Надо заметить, в тот раз, о котором Любка упомянула, её реакция и впрямь оставляла желать лучшего. Он потом часто вспоминал её глаза… Мелькнувший в них калейдоскоп эмоций. Ужас, брезгливость, панику… Будь он не таким толстокожим, это и впрямь могло бы стать для него ударом.
— Всё нормально, Люб. Я о той истории и не вспоминаю.
— Правда?
— Ага. И мои шрамы никоим образом не влияют на мою личную жизнь.
— А она у тебя есть?
Он даже рот открыл, так Любка удивила его своим вопросом. А потом в дверь постучали, избавляя его от необходимости отвечать. Стук был настойчивым. Так обычно тарабанили, если что-то случилось. Давид распахнул дверь и отшатнулся, потому что прямо на него шла испуганная соседка с сыном на руках.