За столбами Мелькарта - стр. 8

У Кузнечных ворот шумно. Полуобнаженные кузнецы бьют огромными молотами по раскаленному металлу, и голубые искры, как брызги, разлетаются во все стороны. По неровным камням мостовой громыхают повозки. Стражник, преградив дорогу ослику, нагруженному какими-то мешками, кричит землепашцу:

– Не пущу! Плати пошлину!

Четверо чернокожих с блестящими от пота спинами тащат носилки, в них восседает человек. Его щеки трясутся, как студень, а на голове прыгает красный колпак. Впереди носилок бегут сухопарые смуглые нумидийцы.

Они неистово вопят:

– Прочь!

На площади молчаливая толпа горожан окружила какого-то изможденного человека в черном волосяном плаще и с железными цепями на шее. Глаза его сверкают. Он исступленно кричит:

– Кайся! Оскудеет земля ваша, иссякнут ручьи и реки, высохнут сады! Луга и нивы покроются сыпучими песками! Кайся! Враги придут с моря и суши. Они разрушат дома, где поселилась неправда. Огонь поглотит сокровища и богатства. Кайся! Будут поруганы храмы. В них поселятся шакалы и змеи. Море поглотит ваши корабли, и даже имя ваше будет стерто без остатка. Кайся!

– Кто это? – спрашивает Ганнон.

– Эшмуин, благочестивый пророк, – шепчет сосед Ганнона. – Днем и ночью он бродит по городу.

С протянутыми вперед руками пророк двинулся по площади, и толпа хлынула за ним.

Ганнон один со своими мыслями. Как по пурпурному закату судят о ветреном дне, так появление пророков предвещает мятеж народный. Садовник весной срезает верхние ветви яблони, чтобы укрепить ее ствол. Чтобы возвысить Карфаген, надо удалить излишние ростки, пересадить их в новое место, основать новые города. Мысль, случайно брошенная пиратом, пустила в душе Ганнона глубокие корни, и с каждым днем он находил все новые доводы в ее пользу.

По узкой, застроенной высокими домами улице Ганнон двинулся к храму Танит. Вот и святилище. Ганнон долго вглядывался в колонны из серого камня и деревянные карнизы, на которых гнездились стаи белых голубей. Голуби стонали. Их плач наполнил сердце Ганнона печалью.

Вдруг кто-то его окликнул. Немолодой человек в грубой, стянутой войлочным поясом тунике держал за руку мальчика лет двенадцати с кроткими и печальными глазами.

– Господин! Ты не купишь моего мальчика? Можешь его отдать в храм. Скоро праздник Танит.

Смысл этих слов не сразу стал понятен Ганнону, и незнакомцу пришлось повторить свой вопрос.

Ганнон вздрогнул. «Значит, есть люди еще более несчастные, чем я, – подумал он. – У меня отняли Синту, а этот человек продает своего сына, продаст его каждому, кто хочет принести Танит кровавую жертву!»