За скипетр и корону - стр. 85
– Зачем же тебе от него зависеть, – прервал он ее, – когда у тебя есть друг, слуга, которого ты осчастливишь, если скажешь, что тебе надо, чего ты желаешь?
– О, мне так мало нужно! – сказала она. – Но он отказывает мне во всем!
– Бедная Тони! Может ли быть, чтобы эти губки когда-нибудь высказывали желание напрасно?
Он прижал ее руку к своим устам.
– Так в чем именно он тебе отказал?
– Ах, нет! – сказала она тоскливо. – Я не хочу портить такими дрязгами сладких минут свидания с тобой! Брось это – я уже забыла! – И красавица опять вздрогнула.
– А я не забуду, пока не скажешь, в чем было дело. Прошу тебя, если ты меня любишь, скажи, что у тебя на душе? Чтобы разом с этим покончить!
– Он разбранил меня, – ответила Тони, не поднимая глаз, – за счет портнихи и отказался его оплатить… и… – продолжала она с живостью, – эти заботы так меня терзают, что я не знаю ни минуты покоя, когда тебя нет со мной.
– Ну, еще слово, – сказал он весело, – назови итог гнусного счета, дерзающего оспаривать мое место в твоей прелестной головке?
– Тысяча двести гульденов, – шепнула она.
– Только-то! Как мало нуждается такая красавица в изощрениях портнихи! Униженно прошу позволения прогнать эту тучку с моей возлюбленной.
И он поцеловал ее оба глаза.
Она быстрым движением чмокнула ему руку.
– Получать и вечно получать! – сказала она с горечью. – О, если бы я была королевой, а ты – бедным офицером! И если бы я могла изливать на тебя лучи блеска и счастья, избрать тебя из тысячи и возвести на золотые ступени моего престола!
Дама поднялась и стала перед возлюбленным с истинно царственным величием. Глаза ее горели, и когда она подняла руку, можно было подумать, что по мановению этой прекрасной длани двинутся армии и тысячи придворных падут ниц.
Мало-помалу глаза ее полузакрылись веками, и она промолвила нежным, тающим голосом:
– Но теперь я не могу дать ничего, кроме моей любви!
– И мне больше ничего не нужно! – сказал он, скользнув с табурета на пол, к ее ногам, и глядя на нее пылающими глазами.
В эту самую минуту громкий звонок раздался по комнате.
В дверях послышался шум.
Вбежала горничная и испуганным голосом доложила:
– Граф Риверо!
Молодая женщина вздрогнула.
Почти грубым, порывистым движением она толкнула Штилова к табурету, а сама бросилась на другой конец кушетки.
Лицо ее страшно побледнело. Штилов посмотрел на нее с удивлением.
– Откажи ему, – шепнул он.
– Это старый знакомый, которого я давно не видела, – сказала она глухо, – это…
Она еще не успела кончить, как распахнулась портьерка прихожей и с элегантной, светской развязностью вошел высокий, статный мужчина лет тридцати пяти. Он был одет в темные цвета, лицо его, благородного выразительного типа, отличалось матово-бледным колоритом южанина, большие, темные глаза казались еще темнее от коротко остриженных черных как смоль волос и маленьких усов.