За пределы атмосферы - стр. 51
– Полагаю, гражданка Нореш, вы знаете, где вы находитесь и почему.
– Здравствуйте.
Сдавленно, но не испуганно. Скорее неприязненно, даже враждебно. Незаметно позвонил еще раз. Кратко объяснил: быстрота сообщения интересующих следствие сведений в интересах обеих сторон. Следствие рассматривает гражданку Нореш как свидетеля. А не подозреваемую. Пока. А вот если гражданка будет молчать или отпираться, это доказательство злой воли. Показал фотографию: вот как выглядит ЦВИНП – центр изоляции несовершеннолетних правонарушителей, куда доставили Нореш Александру, девяносто пятого года рождения. Окна в решетках под потолком, голая лампа, тоже забранная решеткой, внизу строй детишек всех возрастов, мимо идет сержант с дубинкой, в портупее, при кобуре. Добавил: интересный Новый год гражданка устроила своей дочке. Снова приоткрылась дверь, снова дежурная с подносом и дымящимся стаканом. Кивнул и сказал:
– Давно от Михал Степаныча ничего не слышно…
С нажимом на «слышно». Давно отрепетировано. Вышмыгнула, и до Осокина донеслось открывание двери соседнего кабинета. Пара неразборчивых реплик, потом резкий, злой голос:
– Д-долго будешь выкол-лябываться, тл-ля?
Звуки ударов, женский визг, звук падения тяжелого и мягкого, еще два-три плачущих женских стона. Майор очень надеялся на артистические, звукоимитаторские таланты Мишки, Михаила Степаныча, сокурсника по последнему повышению квалификации, многолетнего сослуживца. Сейчас тот сидел в соседнем кабинете – как и сам Осокин, изучал материалы и отрабатывал версии, связанные с гусятинско-ужовским следом.
В глазах гражданки Нореш мелькнуло вопросительное. Пожалуй, злое. Затравленное – вот, наверно, как точнее всего. Молчит. Вот – открыла рот, почти выпрямилась:
– С-скотина эсэсовская! Четырехлетнюю – дубиной?
Паника словно затопала тонкими каблучками за спиной Осокина. Раньше он, как правило, угадывал. Час сорок пять минут – действовало крайне разрушительно. Вдруг до него дошло, что шеф тоже боится. Значит? Значит, как положено. И он принялся «мотать душу». Языком протокола – склонять к сотрудничеству. Все, что скажет эта женщина, может иметь значение не только в свете тех данных, которыми располагает лично он, но и в свете тех, что есть у коллег. А потому – все важно, все без исключения.
Михаил Степаныч, то есть капитан Амелин, на самом деле не отказывал сослуживцам в просьбе исполнить ариозо – все знали, что так он называет самые разные звуки, которые бывает нужно издавать в интересах следствия. Шум драки, например. Для этого были подушка-думка в кожаном чехле и кожаный диванный валик. Шли в ход и любые подручные предметы. Или, скажем, чей угодно голос. В амелинской голове хранилась целая фонотека. И безотказно воспроизводилась. Иногда он устраивал розыгрыш, неслышно подходя сзади и здороваясь голосом начальника. Или ругаясь голосом начальника. Прощали. Вот сейчас – нужен звук побоев и женский стон? Неважно чей? Без проблем. Хотя слегка не вовремя. Как раз когда из кучи папок, заваливших его стол, начало выглядывать…