За пределы атмосферы - стр. 10
– Ты ему кто? – спросил кто-то в белом. – Не забоишься? А то он…
Выглядел Семён – теперь точно вспомнила, Семён – действительно, не для всякого глаза было зрелище. Голова вся замотана бинтом, лицо в наклейках, а где нет наклеек – то синее, то черное, то желтое. Ребра тоже в бинтах. Рука в гипсе. Нога, мало того, что в гипсе, – еще и подвешена к рычагам и веревкам, с пятки свисает гиря-противовес. Наталье всучили кипятильник, и она стала кормить его с ложечки разогретым бульоном. Потом заставили протереть руки спиртом и показали, как надо нащипать курятину, – чтоб он смог есть.
Приезжать предстояло еще много раз.
Но когда она приехала следующий раз, ее не пустили в палату.
– Давайте сначала ко мне, – сказал высокий и широкий, будто полированный шкаф, дядька в зеленом халате. И карие глаза проблескивали зеленым. Буравили ее, как молодые ростки ландышей буравят землю, пробиваясь. Взял за руку выше локтя – попыталась отстраниться. Не вышло. Дверь кабинета захлопнулась столь же непререкаемо.
– Вы что ему дали? – скрежещущим полушепотом надвинулся зеленый.
– Куриный бульон. – Теперь Наталья старалась не отстраняться, хотя длинный и тяжелый нос его лез в лицо. Стояла как можно прямее. – Что это такое? Отраву я, что ли, принесу? Вы хотя бы назовитесь!
– Валерий Фёдорович Конышев, – буркнул шкаф, выпрямляясь. – Не отвлекайте меня на пустяки. Из медикаментов что приносили?
– Ничего, – еще прямее вытянулась Наталья.
– Не врите! Вы понимаете, что если бы чего – это врача под суд, а лечить кто будет? – Теперь зеленый халат Конышева натянулся на могучей груди, а голос обрел трубную мощь. Но Наталья за время работы парикмахером без юрлица навидалась всяких, и любителей взять на пушку тоже. Начав сама расспрашивать, напористо, неотступно, после долгих и бесплодных «а я уйду, и все», «а я не пущу, и все», «а я буду визжать, и прибежит полиция», «а я вас отправлю к психиатру» и тому подобного, она вытянула-таки: за прошедшие сутки у Семёна зажили все ссадины, почти зажили ребра. Что противоречит всей современной биологии и медицине, включая зарубежную.
– Сотый раз: ни-че-го. Только бульон и курицу. Хотите – отдайте на анализ. Там человек голодный, а вы еще врачом себя называете!
Голоса у Натальи уже не было. Неубедительный сип подметающей швабры. За окном тьма стояла, как в колодце, ледяная и неподвижная. Время посещений кончилось. И гранитно-непробиваемый Конышев снизошел:
– Вот сюда отлейте. И мяса отложите.
Выписали Семёна через три дня. За нарушение режима. Утром пошел по нужде, сняв с ноги всю сбрую. Не в силах ни объяснить невероятное, ни противостоять его очевидности, быстренько провели через рентген – и выпихнули. Со смятением убедившись, что заросли и нога, и рука, и ребра. Вот пусть и идет подобру-поздорову, и утешается тем, что другие кварталами маются, а он за неделю выскочил фуксом…