За гранью слов. О чем думают и что чувствуют животные - стр. 51

Постройка и ландшафтный дизайн принадлежали самцу шалашника[15]. Именно его брачную беседку и обнаружил Даймонд. Обратите внимание, что свои эмоциональные впечатления от увиденного он описывает словом «красивый» и что создатель беседки при ее украшении руководствовался вполне определенными соображениями. Желая проверить на прочность эстетические пристрастия шалашника, Даймонд «передвинул некоторые украшения; впоследствии самец вернул все на первоначальные места». Когда он «оставил на лужайке фишки для игры в покер разных цветов, фишки отвергнутого белого цвета оказались выброшенными в джунгли, любимые синие – сложены внутри шалаша, а красные – выложены на лужайке возле красных листьев и плодов». Вся постройка, поскольку она не укрытие и не гнездо, сооружается с единственной целью: обольстить самку. Так что не все женщины любят ушами. Некоторые глазами.

Когда животные создают нечто, по нашим ощущениям, прекрасное, говорит ли это о наличии у них эстетического чувства? Я видел самку орангутана, которая самостоятельно сплела себе ожерелье из бусин, хотя ее никто этому не учил, и носила его. Разговоры об эстетическом чувстве неизбежно поднимают извечный вопрос: почему поют птицы? «Мы не можем спросить у пересмешников и соловьев, – пишет Дж. Даймонд, – получают ли они удовольствие от мелодий или красоты своих песен, но можем в этом усомниться, поскольку поют они в основном в течение брачного периода. Следовательно, они, скорее всего, поют не только ради эстетического наслаждения». Согласен, не только удовольствия ради. Но разве большинство человеческих песен не о любви? И разве львиную долю активных слушателей и исполнителей поп-музыки составляют не половозрелые молодые люди, находящиеся в активном поиске спутника или спутницы жизни (по терминологии Даймонда – «в брачном периоде»)? То есть поп-музыка не обладает сугубо эстетической ценностью, у нее есть социальные функции. Яркие цветы растений, пестрое брачное оперение птиц, окраска и узоры рифовых рыб на нересте – все очень утилитарно, но вместе с тем невероятно привлекательно, и эффективность привлечения напрямую связана со способностью воспринимать и оценивать прекрасное, то есть с эстетическим чувством.

Распускающиеся цветы и их благоухание преследуют единственную цель – привлечь опылителей, то бишь насекомых, птиц (колибри и танагр-медососов), а также некоторые виды летучих мышей. В том, что зрелище источающих аромат цветов для человеческого глаза более привлекательно, чем вид опавших осенних листьев, тоже можно усмотреть скупые утилитарные причины. Тем не менее цветы в нашей картине мира предстают настолько прекрасными, что восприятие их красоты для нас становится аналогом восприятия жизни. Не зря Хайям советует: «Наслаждайся и ты, ибо роза мгновенна», имея в виду быстротечность жизни, не зря розы дарят в знак любви и их же кладут у надгробия. Диковинное оперение, которым самцы колибри, пеночек, трещоток, райских птиц или южной белой цапли украшают себя, чтобы привлечь самку, кажется нам прекрасным. Прекрасным настолько, что веками человек использовал перья и крылья мертвых птиц как украшения одежды, желая внести в свой наряд привлекательные цвета и узоры, которыми пернатые радуют взор друг друга. Рыбы теплых морей, живущие среди коралловых рифов, поражают нас буйством красок, переливы которых прежде всего сигналы, помогающие «своим» сбиться в косяк или найти пару. По мере того как человеческий мозг эволюционировал от радости пчелы на цветочной поляне через внутреннюю рыбу, о которой писал Нил Шубин