За гранью будущего - стр. 3
Услышав такие свидетельства, Владлен Петрович бросился к тазику, в котором лежал привезенный с вокзала бумажный свёрток. Когда врач лихорадочно разбросал окровавленные куски бумаги – то весь покрылся липким потом! В одной руке у него свисала рваная, с запёкшейся кровью правая нижняя голень со ступнёй, а в другой руке – кусок ступни левой… Но главное, он же сам обрабатывал у пострадавшего культяпки ног! Ошибки быть не могло…
Петровича передёрнуло нервным тиком, он искривил рот, хотел что-то сказать, но беззвучно повалился на пол. Дежурный и уборщица кинулись ему на помощь…
Над всеми чувствами преобладало острое ощущение, что в голове завёлся крот. Он настойчиво копался, копошился, прорывал свои ходы и пытался вырваться наружу. Голова не болела, но казалась чужеродным телом, тупым и ненужным, в котором, к тому же, суетились и елозились посторонние.
Алексей шёл по улицам города и медленно приходил в себя. Прохожие оглядывались на обвязанного грязной простынёй молодого человека с побитым лицом и реагировали по-разному, в основном с брезгливостью. Бомжей и опустившихся алкоголиков, стеклоглазых наркоманов в городе хватало, но сочувствия они, тем более молодые, вызывали далеко не у всех. В рыночной гонке за успехом, слабых, в лучшем случае, не замечали и обходили стороной. В худшем – могли и бока намять, а то и убить…
Знакомая кучка тополей, родная “хрущёвка” и её обветшалый подъезд вызвали смятение, а потом короткий, но интенсивный электрический импульс в позвоночнике. В голове прояснилось, и крот затих… Мысли стали упорядочиваться, появились признаки какой-то логики. Он оглянулся: на детской площадке в песке возились дети; две молодые мамы о чём-то увлечённо беседовали, а на скамейке перед подъездом сидела старушка. Она, единственная, уставилась мутными глазами на Алексея и была слегка ошарашена. Даже когда он исчез за входной дверью, старушка продолжала всматриваться в болтающуюся дверную ручку. Потом укоризненно покачала головой и что-то стала назидательно шептать крестясь.
Соседка, тётя Даша, у которой оставил ключи от квартиры, среагировала соответственно своему статусу чувствительной женщины: она всплеснула руками и, выпучив глаза, зачастила рыдающим голосом:
– Где ж тебя так, Лёшенька? Ты ведь такой тихий, спокойный, мухи не обидишь. Что ж это деется с ихней демократией? Нормальному человеку выйти во двор нельзя! Надо ж…
– Мне бы дверь открыть… – оборвал её стенания парень, чувствуя, как крот вновь зашевелился.
Женщина, видя состояние человека, резко умолкла и протянула ключи. Пока Алексей возился с замком, она не уходила, а всё утирала уголки глаз белым платочком и горестно покачивала головой.