За флажками - стр. 8
Понять мои чувства – много ума не нужно. Я был ошеломлен внезапностью произошедшего. Моя неподготовленность, помноженная на мою же растерянность и загнали меня в эту расщелину, где раньше никто, кроме крыс и тараканов, находиться не осмеливался. Теперь я уподобился крысам и тараканам. Гордиться, конечно, нечем, но живой – и на том спасибо.
Если говорить начистоту, то морально я был убит не меньше, чем Змей Горыныч после того, как Добрыня завязал ему узлом последнюю голову. Мне, Мише Мешковскому, прошедшему огонь, воду, медные трубы и громкие барабаны, стыдно в этом признаваться, но это так. И у старухи бывает прореха, как сказал один знакомый геронтофил, когда его судили за групповое изнасилование и группа изнасилованных единогласно показала, что он действовал в одиночку.
Да, я был мертв. Но мои пальцы – это было что-то с чем-то, они жили отдельной от меня жизнью и умирать раньше надежды не собирались. Пока я читал себе заупокойную, они, беспокойные, шарили по полу и нашарили-таки нечто весьма увесистое. Это был половник. Не бог весть какое оружие, но если им по умному распорядиться, то кто знает.
После этого случилось чудо. Аккурат такое, какое имело место без малого две тысячи лет назад в далекой древней Иудее. Я, понимаете, воскрес. Ну, ясно, только морально, потому что физически и не умирал.
Заполучив в руки надежду в виде половника, я приободрился и даже усмехнулся. Хотелось верить, что ухмылка получилась жестокая – примерно как у удава, который собрался отобедать обезьяной. Чтобы, значицца, все враги в страхе отступили, потому что я кровожадный и беспощадный. Враги, правда, меня видеть не могли, но я улыбался вовсе не ради них. Мне нужно было вернуть себе веру в то, что за право жить я еще подерусь. И я стал ждать.
Шкилет с напарником явно разделились, потому что звон посуды и чертыханье доносились с двух сторон. Это, конечно, была их большая ошибка – продвигаться вперед отдельно друг от друга, но они об этом пока не догадывались. Да и до меня – а только я мог сообщить об ошибке – им было еще далековато. Но я ждал.
Гулкий дребезжащий грохот наполнил помещение так неожиданно, что я вздрогнул. Откуда-то прилетел голос Шкилетова напарника, вспомнившего чью-то мать и все грехи ее юности. Шкилет, который оказался гораздо ближе ко мне, чем я ожидал, поинтересовался, что там случилось и отчего такая канонада.
– Да вытяжная труба хлопнулась, сука позорная, – с готовностью отозвался острожный. – Висела, видать, на самых соплях, а я ее задел. Черт бы побрал этот смог, нихрена ж не видать…