За его спиной - стр. 42
Как-то моложе она его делала, что ли… Легче.
И вот сейчас, когда Ляля не осталась сидеть рядом с ним, а , улыбнувшись, ушла к себе, Бродяга неожиданно ощутил разочарование.
Поймал себя на этом ощущении и удивился: как быстро, оказывается, можно привыкнуть к присутствию человека рядом.
И , глапвное, кто привык? Кто?
Он, Бродяга, который вообще не желал никого видеть рядом с собой! Это и вполне понятно, после тюряги-то. Даже родные люди, братья его, Каз и Хазар, воспринимались обузой.
С ними же непременно надо было бы встречаться, разговаривать…
А Бродяга не ощущал в себе сил на это. По крайней мере, пока.
И думал, что долго еще не захочет никого видеть рядом.
И вот на тебе…
Маленькая рыженькая девчонка, словно солнечный лучик, который не спрашивает разрешения, а просто проникает в твою комнату, наполненную тьмой одиночества, уютной, казалось бы, такой привычной… И прорезает эту тьму, показывая, что там, снаружи, жизнь. Настоящая. Светлая. Разноцветная. А тут, у тебя во мгле, лишь чудовища по углам…
И лучик этот чудовищ изгоняет, да еще так шустро, куда там всяким огненным мечам!
Буквально пара дней, и все, жить уже как-то без этого мелкого источника света и тепла не хочется.
Бродяга, осознав это, слегка напрягся.
И даже не слегка.
Потому что явный бред же в голову полез!
Ляля сто процентов не собирается тут, рядом с ним, всю жизнь проводить! Она планирует в Москву, учиться… Оно и понятно, молодая девка, вся жизнь впереди.
А он, Бродяга, в том виде, в котором сейчас, явно ей нафиг не нужен.
Бывший зэк, дворник, живущий на зарплату, без своего жилья и перспектив… Бродяга, короче.
И она, красивая, совсем юная, солнечная вся…
Не дело это, сидеть такому котенку в его подвале.
От этих мыслей стало грустно, и Бродяга с досадой притушил бычок в пепельнице.
Глянул еще раз на закрытую дверь в каморку Ляли, поднялся и, тяжело ступая, словно внезапно ощущая на плечах весь груз не только прожитых лет, но и тяжелого опыта, совершенно не совместимого с нежными восемнадцатилетками, пошел работать.
У него сегодня по плану была уборка придомовой территории за пределами периметра.
Внутренний дворик он давно уже прибрал, а вот наружную сторону только предстояло еще освободить от опавших листьев.
Работа эта была долгая и нудная, и Бродяга провозился чуть ли не до пяти часов вечера.
Как ни удивительно, тяжелый физический труд, обычно приносящий успокоение и даже своеобразный дзен, в этот раз не помог, и возвращался Бродяга еще более раздраженным и злым, чем уходил.
Тяжелые мысли о неминуемом уходе Ляли раздражали уже просто тем, что появились. Хотя, не должны были. Ему, по идее, пофигу должно было бы быть на нее! И на все остальное тоже. А вот сюрприз, мать его! Не пофигу!