За черным окном – море тюльпанов - стр. 16
– Поедем к Марку Петровичу, – сказал он. – Поздравим нашего спасителя с праздником.
Я быстро, теперь уже без посторонней помощи оделся. Дедушка подхватил меня и посадил на деревянное сиденье рядом с собой. В ногах лежал белый мешок с чем-то.
– Что там? – спросил я.
– Подарочек для доктора.
– Н-н-но! – дал команду коню дедушка, и мы поехали.
Ни одно путешествие в мире не может сравниться с той поездкой.
Мы ехали сначала в центр города, потом свернули на Пэмынтены.
Мне кажется, я никогда до того не видел столько цветущих деревьев. Улицы и переулки, по которым мы ехали, утопали в садах. Цвели вишни, сливы, абрикосы, которые росли почти в каждой усадьбе. И все окружающее пространство садов было наполнено таким радостным бело-розовым сиянием, что, казалось, все это потрясающее весеннее великолепие готово взлететь в васильковое солнечное небо. И мы вдыхали целебнейший аромат садов и не могли надышаться.
Марко Петрович жил в скромной казенной квартире с женой и дочерью, девочкой лет десяти. Маленький палисадник перед его квартирой тоже был в цвету.
Пока дедушка привязывал поводья к забору, доктор вышел во дворик и, широко шагнув ко мне, вдруг схватил меня и высоко поднял своими сильными руками.
– Ну, здравствуй, дорогой мой пациент! Здравствуй, воскресший из мертвых, – сказал человек, благодаря усилиям которого мое воскресение перешло в полное выздоровление. – Для меня большая радость, что ты пришел ко мне и пришел на собственных ногах.
Тут подоспел дедушка Николай с мешком. Они похристосовались с доктором, и дедушка передал ему наш подарок. То был свиной окорок. По тем голодным временам – подарок королевский.
Потом мы пили чай в окружении семейства Марко Петровича и вспоминали больницу, особенно доктора Петрука. Оказывается, его звали просто – Иван Иванович. А я не знал.
Именно в тот день Павел твердо уверовал, что, пока на свете есть доктор Петрук, Марко Петрович и подобные им люди, он никогда не умрет.
Письмо с фронта
(Советская Молдавия, 1945)
Май – мой любимый месяц. В Бессарабии, стране моего детства, природа начинает пробуждаться к жизни в марте: вскрываются спящие подо льдом мелкие речки и неожиданно превращаются в бурные и опасные потоки, на лугах и полях появляется щетина зелени, а на деревьях проклевываются почки. В марте начинают цвести и в апреле-мае полностью распускаются деревья сливы, яблони, груши, черешни, вишни, абрикоса, персика, айвы. В мае же кусты персидской сирени начинают фонтанировать нежно-лиловыми кистями и, наконец, каштаны зажигают величественные паникадила своих соцветий. Воздух пропитывается таким сумасшедшим бело-розовым дурманом, от которого кружится голова и появляются нелепые желания.