Z - стр. 6
Уроки всякий раз начинались засветло – Всевидящий поджопник, как говорили, страдал бессонницей и потому торопил утро, заставая Z в благостном, полном детских снов сознании, от которого его избавляли обычным и одноименным для учителя средством, эффективным всегда и везде (все мы прошли через него), так как «наряду с молоком Позаправдашней бабы Поджопник – носитель Добра абсолютного, и в этом качестве есть средство универсальное и неоспоримое, обязательное к применению во всех семьях, вне зависимости от социального происхождения и имущественного положения, вне зависимости от успехов ученика, не глядя на то, мальчик или девочка, не применяющих сие в учебно-воспитательном процессе лишать прав родительских и преподавательских, ибо не бьющий ребенка наносит вред государству, от него дети живут без страха перед вышестоящим, а от отсутствия оного в душе человеческой взрастают свобода и безначалие губительное», и словам сим тому следовали беспрекословно, от Дворца до самой убогой хижины, и Z получал свою порцию, как и самый последний из нас, была то рука одна или множество – понять сложно, так или иначе, Поджопник везде успевал, никто не жаловался на недостачу Добра, об обратном никто и подумать не мог – раз уж выше так, значит, и ниже, и думать здесь нечего, исполняй, вот, ведь и сам Z просыпался от хлопка, пусть и несильного, но настойчивого – точно выверенный поджопник прилетал в одно и то же место, без промаха, не помогало спать на спине (зряшная хитрость), все одно прилетало, не понимал как: и ведь не сквозь матрас, а напрямик (чудо, не иначе), и так прилетало (если не встал с первого раза), что в ушах звенело, однажды дождался и третьего – сидеть не мог месяц и принимал гостей стоя, и бог весть, что они себе напридумали, а всего-то Наследника тайна: жопа болит – не сесть.
За пробуждением шли ничем не примечательные умывание и завтрак, сменявшиеся без паузы уроками, которые начинались и заканчивались родным языком, Z должен был говорить и писать идеально, пусть и делал он это публично весьма редко, выступая эталоном без намека на ошибку, с максимально возможным для носителя словарным запасом, который имел особое значение – во-первых, правитель, используя его, мог говорить столь витиевато, что мы слабо понимали его, слепо веря при том, что он вещает некую недоступную простому смертному истину, во-вторых, тайна эта успешно работала и в законах – большинство из них мы не понимали и не понимаем (цитируемое выше и далее – лишь капля в море нам недоступного), отчего казалось, что писаны они не для нас и не во имя нас, а лишь для тех, кто их создал, создал рукой твердой, разумом изощренным, совестью не найденной, создал так, что как ни смотри – не найдешь, кто прав, кто виноват, а найдешь – обманешься и заплутаешь в комментариях, составленных автором так, чтобы не объяснить, а запутать еще более, чем без них, чтобы в конце концов не было никакого иного выхода, кроме как подчиниться и слепо исполнять все, что говорится свыше, часто вопреки здравому смыслу и обычной человеческой логике, от которой прежде всего и лечил Z Всевидящий поджопник, с первого дня объясняя: «таковой нет, а есть лишь интерес Z, простым людям непонятный и чем более непонятный, тем лучше, тем больше и увереннее можно делать все, что вздумается, все, что душе Z угодно, и лишь ему одному, а не тем „скотам“ за окном, что, может, и люди, но всего лишь люди, и потому говорить нужно так, чтобы Вас приняли как что-то высшее, как что-то много большее, чем они, – слова должны возвышать Вас и преклонять их, а не объяснять и тем более что-то обещать, в них не должно быть смысла, в них должна быть только вера, одинокая и не имеющая возражений вера в то, что для Вас все возможно, а для них без Вас – ничего».