Южная роза - стр. 65
Габриэль возражать не стала. Какой смысл рассказывать отцу о том, что говорил о ней этот гроу? Он всё равно найдёт ему оправдание, в лучшем случае посоветует ей «не обращать внимания на предрассудки и светские сплетни».
— А правда, что гроу ходят в овечьих плащах и все увешанные кинжалами? — спросила Кармэла, с прищуром разглядывая зубцы серебряной вилки. — Он, вообще, хоть как выглядит-то? Шибко страшный?
— Нет, Кармэла, он… — Габриэль задумалась, не зная, как описать Форстера, но потом добавила, пожав плечами: — …обычный. Ты и не поймёшь, что он гроу, пока…
Она снова задумалась.
— Пока что, синьорина?
— Пока не… заговоришь с ним. А вот в разговоре он…
— Ну, чего он-то? Скабрезничает? — нетерпеливо спросила служанка.
— Хуже. Он… позволяет себе говорить всякие гнусности…
— Гнусности? Силы небесные! В присутствии дам? — Кармэла так и замерла с вилкой в руках.
— К сожалению, да. Не только в присутствии, но и дамам. Вот поэтому я и не хочу его видеть.
— Пречистая Дева! — служанка прижала ладонь ко рту, а потом произнесла воинственно: — Ну, ежели он при мне такое что скажет, я, синьорина, могу и чайник ненароком уронить… ему на ноги. Вы же знаете, я такая неловкая. А лучше — варенье! Пускай потом его слуги отстирывают ему штаны, грубияну! А вы не расстраивайтесь, синьорина Элла, я вас в обиду не дам, я много чего могу уронить ему на штаны, вон хоть бы эклеры с кремом. И вытереть потом так, что он в этих эклерах по самые уши будет, прости меня Дева Пречистая! Всяко он будет штанами занят, а не гнусностями.
Габриэль грустно улыбнулась и вздохнула.
— Спасибо, Кармэла, но не надо. Не хватало ещё, чтобы он подумал, что мы не умеем быть гостеприимными, — Габриэль уронила ложку, положив её мимо стола.
За этот день она умудрилась разбить чайную пару, перевернуть вазочку с вареньем и опрокинуть стопку белья прямо в таз с золой. А всё потому, что не замечала происходящего вокруг, прокручивая без конца в голове вчерашний разговор.
Встреча с Форстером у пруда испортила всё ощущение от праздника, и если бы только это! Много позже, в саду, её, наконец, нашла Франческа, которой сложный наряд Красной Королевы мешал быстро ходить, и, усадив на скамью, взволнованно прошептала:
— Ах, Элла! Что я узнала!
Ах, Фрэнни! Лучше бы ты не говорила этого!
Лучше бы ей было не знать, что синьор Грассо и этот «мерзкий гроу» ещё в первый день поспорили, что к концу свадьбы Габриэль будет мечтать о том, чтобы Форстер сделал ей предложение.
— Это всё Селеста! Нет бы сказала мне всё сразу, ещё в первый день! — Фрэн сочувственно сжала руку Габриэль. — Она, видите ли, забыла! А я знаю — не забыла она. Это она всё назло Паоле сделала, ты же знаешь какая она завистливая и жёлчная. Паола ещё по их приезду глаз положила на этого гроу, а Селеста, да простит меня Пречистая, слышала, как та им восхищалась, вот и не сказала — назло. Решила, пусть этот гроу тебя добивается, а не Паолу, вот и промолчала об этом споре. Я бы тоже не узнала, да она случайно проболталась: слишком много пунша выпила, и…