Юрий Лотман в моей жизни. Воспоминания, дневники, письма - стр. 25

Юра умел смеяться и тогда, когда жизнь подавала для этого мало поводов. В 1976 году Данин на «круглом столе» в «Вопросах литературы» спросил у него: «Когда это вы успели так поседеть?» Ю.М. ему в ответ: «Начиная с августа 1968 года»[30].

Однажды я провожала Юру в ЦГАЛИ (Центральный государственный архив литературы и искусства), который теперь расположен на месте, где раньше была последняя станция перед Москвой – Черная грязь, о которой писал в «Путешествии» Радищев. Юра посмотрел вокруг и процитировал слова А. Тургенева, как-то сказанные Пушкину: «Вот начало нашего просвещения!» На что Пушкин ответил: «Да, черная грязь».

С 1970 года начались Юрины регулярные приезды в Москву и наши с ним встречи. Иногда он приезжал три-четыре раза в году, но чаще пять-семь раз. Каждый, кто видел нас вместе, не мог сомневаться в нашей любви: мы молодели на глазах знакомых, моей дочери, моих друзей. Я и сама чувствовала, что даже внешне меняюсь. Первые годы эти встречи прогоняли усталость, приносили такую радость, что мы преображались и, как бывает это с людьми безоглядно счастливыми, много смеялись и шутили. Я помню, как однажды (это было в 1974 году) Юра сказал мне: «Серьезности ты от меня не дождешься»[31].

Несмотря на очевидные отличия, в чем-то важном и главном мы были очень похожи. И понимали эту схожесть, нашу «в душе душа» (так говорил Гоголь о Языкове). Ю.М. говорил, что мы две половинки, что мы душевно очень близки. По желанию Ю.М. у нас были важные заветы, обещания друг другу. Вот они. Я моложе, поэтому должна пережить его и долго не печалиться, когда он умрет. Если разлюблю – не лгать, сказать прямо и сразу. И последнее, очень для него важное в тяжелой обстановке 70-х годов:

не жалеть его, если он все потеряет, «станет истопником» (так он выражал это).

В трудных жизненных ситуациях Юра всегда мне советовал: «Если худо, думай о нас».

Он приезжал в Москву измученный работой, а больше всего обстановкой в университете, общей удушающей атмосферой. В Москве же отдыхал душой, говорил, что словно живой воды напился. Шутил, что может потерять галстук в бумагах Б.А. Успенского[32], но забыть, перепутать, где и когда мы должны увидеться, не может никогда. Жизнь однажды опровергла это его утверждение, но об этом – дальше.

Первые годы Юра не разрешал мне приходить на свои выступления: волновался при мне. Только начиная с 1973 года (через пять лет!) я стала регулярно посещать все собрания, где он был. Впервые Ю.М. пригласил меня на свой доклад в Институт славяноведения. Никто меня там не знал, а Ю.М. всегда разговаривал с десятками лиц, но когда он после своего доклада через весь зал подбежал ко мне с вопросом: «Я не провалился перед тобой?» – мне казалось, что все обращают на меня внимание, и было очень не по себе. Запомнилось мне это первое мое посещение Института славяноведения смешным казусом, странно объединившим меня с Е.Б. Пастернаком (сыном поэта): во время лекции у нас обоих украли с вешалки меховые шапки. Воистину, от великого до смешного (хотя в морозы без теплой шапки отнюдь не весело) – один шаг.