Юрий Григорьев – Сгоревшие тетради - стр. 5
Куда приятнее пить горячий чай из чайника, не думая, что кто-то зажёг под ним огонь. Ценой своей жизни.
Да и вообще, о чём разговор? О спичках?
Да, нет…
1986
Звёздная теорема
Было это давно. В те времена, когда люди ещё жили не спеша, жил среди них великий математик. Звали его -… Нет, забыл – как его звали. Но это неважно. Всё равно все его звали чудаком.
Жил он в каком-то городе. Может во Флоренции, может в Могилёве – это тоже неважно. А вот – что у него было.
Была у него собака лохматой породы, но очень преданная. Была у него тросточка, с которой он любил гулять по окрестностям или, сидя на берегу небольшой речушки, чертить на песке разные непонятные формулы и уравнения. Был у него маленький домик под черепичной крышей, и в окне до поздней ночи, а иногда и до утра, горел свет. Было у него время отпущенной жизни, и большое желание выразить мир в замечательной формуле, где ни добавить, ни убавить, а всё, как оно есть на самом деле.
И были у него звёзды над головой. И хоть принадлежали они всем и никому, но люди так редко подымают голову от своих забот, и так редко проживают ночь, усталые от своих трудов, что звёзды давно уже обиделись на них. Они молчат с людьми, им не о чём с ними говорить. Они говорят между собой на своём языке, который мало кто из людей может услышать и понять.
Профессор-математик понимал звёзды. Уже несколько лет каждую ночь проводил он на чердаке, наблюдая сквозь подзорную трубу великий калейдоскоп рассеянных миров.
Протекали часы, похрапывали в сладком сне люди, восходила и закатывалась луна, прохладный ветер качал верхушки деревьев, серая мышка шуршала в углу, а он всё смотрел и смотрел. Временами делал какие-то записи и что-то восклицал, размахивая руками и пугая осторожную мышку. Лохматая собака, лежащая у ног, подымала голову и глядела на хозяина. Она переживала за него и, хотя не понимала, чем же он занят, не сомневалась, что это очень и очень важно. Когда у хозяина было хорошее настроение, он трепал её по спине и говорил:
– Ах, дружок, если бы ты знал, как я тебе завидую! У тебя есть Бог, твой хозяин, ты видишь его, ты веришь ему, ты любишь его. Бог любит тебя, он кормит тебя, ласкает тебя – и на душе твоей покойно. Зачем тебе иные миры, когда Бог рядом! Как я тебе завидую!
И, смеясь, трепал её по шерсти.
Собака преданно смотрела ему в глаза и, казалось, отвечала:
– Не знаю, что ты говоришь, но вижу, что ты любишь меня. И, значит, в мире всё в порядке.
Собака была стара. Она помнила лучшие времена. Когда она была жизнерадостным щенком, тогда ярче светило солнце, голубее было небо, вкуснее были мозговые косточки, и в доме чаще раздавался смех. Тогда, помимо хозяина, была у неё хозяйка – жена профессора. Весёлая, ласковая женщина, от одного вида которой, глаза профессора лучились и губы трогала нежная улыбка.