Юрий Богатырев. Чужой среди своих - стр. 30
У него был какой-то внутренний камертон, который не позволял ему «плюсовать», наигрывать, говоря нашим шершавым актерским языком. Он всегда был предельно органичным. И отсюда мягкость. А разнообразие талантов у него было фантастическое. Он не только пел, музицировал, но и замечательно рисовал. У меня сохранились его рисунки – Юра легко их дарил…
И еще. Ему очень повезло с педагогом. Причем Юрий Васильевич Катин-Ярцев был не только замечательный наставник, но и прекрасный художественный руководитель курса. А это вообще отдельная профессия.
Например, есть режиссеры и главные режиссеры. Можно быть гениальным режиссером и никаким главрежем.
Катин-Ярцев был гениальным руководителем курса.
Когда я приходил к нему домой, то видел: на полу лежали этакие простыни-транспаранты. Написано, положим, «Богатырев» – и от этого квадратика с фамилией шли стрелки в разных направлениях к другим квадратикам. Это было обозначение вех творческого пути Юры – что он уже сыграл, что он показывал самостоятельно, куда его вести дальше, где искать материал… Причем Катин-Ярцев делал такую учебную схему-«разблюдовку» на все четыре года для каждого студента!
Я такой скрупулезности в педагогике и представить себе не мог. Поэтому все курсы у Юрия Васильевича Катина-Ярцева были такие же замечательные, как богатыревский, где получилось много хороших артистов.
Александр Анатольевич задумывается, закуривает свою знаменитую трубку… И продолжает:
– Мы с Юрой редко общались, но я знал, что он ко мне очень хорошо относится. И я отвечал ему взаимностью. Нас не связывали никакие меркантильные отношения, мы вместе нигде не играли… У нас были чисто творческие взаимоотношения и взаимная симпатия друг к другу. И это было прекрасно.
Когда что-то происходило у него в жизни в творческом смысле – будь то выставка его рисунков или новый спектакль, – Юра всегда мне звонил и приглашал. А когда ничего не было, то он все равно звонил и говорил:
– Я звоню вам потому, что мы давно не виделись, а у меня есть такая система обязательности: мне нужно вам позвонить хотя бы раз в месяц.
И мы просто по телефону беседовали.
Он был трогательный и нежный человек с какими-то своими привязанностями. Вот запало ему в голову, что ему нужно со мной регулярно общаться (не знаю, зачем), и он не мог без этого. Возможно, я входил какой-то гранью в его спектр взаимоотношений с людьми, а возможно, просто от одиночества…
На выставке он с готовностью обсуждал свои живописные работы. Театральные – никогда.
Он был человек корректный и очень ранимый. Артисты ведь обычно очень зависимы от чужого мнения. Сыграют спектакль, и за кулисами у них в глазах собачий вопрос: «Ну как?» У Юры этого не было. Он был как бы… над схваткой. Он сам знал, что ему хорошо и что – плохо…