Юность императора - стр. 37
Его считали гордецом, и он не старался изменить это мнение. Прекрасно зная, как это не нравится его однокашникам, он упорно называл себя корсиканцем, и не было ничего удивительного в том, что за проведенные в Бриенне годы пропасть между ним и его товарищами оказалась еще более глубокой.
Как и повсюду, в училище царила своя иерархия, и новичок мог расчитывать на хороший прием, лишь обладая толстым кошельком и хорошими манерами.
У юного корсиканца не было ни того, ни другого. С первого же дня его пребывания в школе однокашники стали насмехаться над его неряшливым видом, странным именем (его снова стали называть Соломой в носу) и плохим произношением.
Но еще больше они издевались над его бедностью, и дело дошло до того, что, доведенный до отчаяния, он попросил забрать его из училища.
Мать выслала ему немного денег, но при этом пригрозила отказаться от него, если он не выбросит эту блажь из головы. Наполеоне деньги взял. Но что значили эти жалкие гроши по сравнению с теми суммами, какие получали из дома его однокашники…
Насмешки не прекращались, и ему пришлось отстаивать свое право оставаться человеком с помощью кулаков. Издеваться над ним стали меньше, но ближе он никому не стал, и его убивала та несправедливость, с какой был построен этот жестокий мир, в котором процветали лишь те, у кого были громкое имя и деньги. Особенно тяжело ему было в праздники, когда ребята получали из дома роскошные посылки и устраивали складчину.
Вот и сегодня они собирались пировать всю ночь напролет. Наступал последний год их пребывания в училище, и молодые люди не скрывали своего восторга. Оно и понятно! Еще немного, и прощай латынь, исторические даты, и да здравствует свобода!
Из залы донесся очередной взрыв хохота. Наполеоне поморщился. Да, как видно, ничего не поделаешь. Каждому свое! Одним – веселье и шампанское, ему – тяжкие раздумья и одиночество даже в новогоднюю ночь.
– Да брось ты свои книги, Набули! – послышался у него за спиной не в меру возбужденный голос. – Пойдем к нам!
Наполеоне повернулся и увидел Фовеле Бурьенна, высокого широкоплечего юношу с открытым и симпатичным лицом.
– Нет, – покачал головой он, – не хочу…
– Ты меня обижаешь, Набули! – продолжал настаивать слегка опьяневший Бурьенн. – Я припрятал бутылочку вина, а ты отказываешься отпраздновать со мною Новый год!
Наполеоне мало тронула просьба приятеля, но ему вдруг до боли захотелось оказаться в залитой весельем и светом зале, где ярко горели свечи и звучал громкий смех, и, к великой радости Бурьенна, он направился к двери.