Юмор – это серьезно. Гоголь, Крылов, Фонвизин, Салтыков-Щедрин и Грибоедов - стр. 61

Комедия так же неудачна, как и прочие произведения его в этом роде. Только лица ближе к жизни по той причине, что списаны с натуры. Впрочем, Соймонов не заметил греха, когда Крылов показал ему комедию, и разрешил ему ее напечатать. Но прежде чем Крылов мог привести это в исполнение, содержание комедии стало известно в городе и дошло до Княжнина. Последний заподозрил и Дмитревского в соучастии или в том, по крайней мере, что он, просматривавши все сочинения Крылова, наверно знал об этом и не удержал его. Дмитревский, как тонкий политик, не желая вмешивать себя в это дело, показал письмо Крылову. Тогда Крылов, как бы пользуясь случаем лично обратиться к Княжнину – он не был с ним знаком – и ужалить его больнее, пишет к нему оправдательное письмо, наполненное ядом иронии под видом невинности и наивности. Он удивляется, что Княжнин, сам комик, вооружается против комедии на пороки и «в толпе развращенных людей» находит сходство со своим домом. Он рассказывает сам содержание своей комедии. Говорит, что в муже выводит он «парнасского шалуна», крадущего лоскутки из французских и итальянских авторов (черта, в которой Княжнин не мог не узнать себя), приводящего в восхищение дураков и «обижающего честных людей» – намек на подозрение его, Крылова, в пасквиле и Дмитревского в соучастии. «Признаюсь, – говорит он, – что сей характер учтивого гордеца и бездельника, не предвидя вашего гнева, старался я рисовать столько, сколько дозволяло мне слабое мое перо» (!). Дальше описывает он свою Таратору, опять-таки прямо рисуя известные черты жены Княжнина, и с колкой наивностью прибавляет: «Вы видите, есть ли хотя одна черта, схожая с вашим домом».

Он готов даже уничтожить комедию и написать другую, «но границы, полагаемые вами писателю, – говорит он, – так тесны, что нельзя бранить ни одного порока, не прогневя вас или вашей супруги: так простите мне, что я не могу в оные себя заключить».

Наконец Крылов предлагает Княжнину «выписать те гнусные пороки, которые ему или супруге его кажутся личностью» и сообщить ему, Крылову; тогда он постарается их смягчить или уничтожить. Но, не довольствуясь этой довольно грубой иронией, Крылов впадает в еще более пошлый тон: «поверьте, – говорит он, – что вас обидел не я, описывая негодный дом, который от трактира только разнится тем, что на нем нет вывески (!), но обидели те, кои сказали, что это картина вашего дома». Причина такой злости, запальчивости ярко сказывается однако в заключительных словах письма: «Впрочем, напоминаю вам, что я благородный человек, хотя и не был столь много раз жалован чинами, как вы, милостивый государь».