Ыттыгыргын - стр. 1

Иллюстратор К. А. Терина

Дизайнер обложки К. А. Терина

© К. А. Терина, 2019

© К. А. Терина, иллюстрации, 2019

© К. А. Терина, дизайн обложки, 2019

ISBN 978-5-4474-0199-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

^{>Ыттыгыргын – охота (здесь и далее – перевод с луораветланского)}

19 мая 1904 года «Бриарей», несколько дней неспешно скользивший вокруг Наукана, проснулся. Воздух наполнился вибрацией, которая проникала в легкие и оставалась там особенной эйфорией. С шипением и треском полетели по проводам сигналы телектрофона, понеслись по коридорам томми-вестовые.

На первой палубе томми-стюарды выстроились в ожидании пассажиров, которых вот-вот должен был доставить портовый умаяк1.

Цезарь сидел у трапа, высунув рифлёный проржавевший язык. Пластинчатые бока пса мерно вздымались, ноздри едва заметно травили пар. Изредка Цезарь нетерпеливо переступал передними лапами, скрипел металлом когтей по решётчатой поверхности пола. Звук выходил прескверный, но приструнить пса умел только капитан. А капитану было недосуг.

Капитан Удо Макинтош стоял чуть в стороне и беззвучно боролся с лихорадкой. Хроническая болезнь обнаружила себя накануне вечером: в глазах капитана потемнело, руки начали неудержимо дрожать, а в солнечном сплетении поселился беспокойный птенец. Макинтош сейчас же, следуя рецепту доктора Айзека, выпил горячего молока и постарался уснуть. Сон, однако, не шёл всю ночь. Наутро Макинтош не мог с уверенностью сказать, спал ли он хоть мгновение.

Молоко не помогло, как не помогало оно никогда раньше. Лихорадка крепко впилась когтями в Макинтоша и без спешки, с наслаждением пожирала его изнутри. Макинтош беспрерывно дымил теперь вишнёвым табаком из пенковой трубки с длинным тонким мундштуком. От курения здорово мутило, зато боль притуплялась, птенец в солнечном сплетении как будто делался меньше и тише.

Будучи внутри вымотан и нездоров, снаружи Удо Макинтош имел вид самый мужественный: бледное лицо, украшенное аккуратными усами, выдающийся подбородок, отполированные ногти, парадный мундир.

Капитан полагал своим долгом всякий раз встречать пассажиров лично. Обыкновенно это не составляло труда: сразу с холода они бывали заторможены и необщительны. Макинтош с любопытством даже наблюдал, как проплывают мимо снобические, безэмоциональные лица.

Но в этот раз Макинтошу не терпелось приступить к погружению. На изнанке хроническая болезнь его ослабляла хватку, а то и отпускала вовсе.

Рядом с капитаном стоял доктор Айзек Айзек. Был Айзек стар, сед, ростом невысок, притом сутулился. Всякая эмоция мгновенно находила выражение на его морщинистом лице. Глаза, увеличенные толстыми стёклами очков, смотрели проницательно, цепко.

– Вы никогда не задумывались, капитан, отчего они раз за разом туда возвращаются?

– Вам это удивительно, Айзек?

– А вам разве нет? Уж вы-то лучше прочих понимаете в этом вопросе.

Капитан посмотрел на Айзека оценивающе.

– Бесчеловечная процедура, – продолжал тот. – Никак нельзя к ней привыкнуть.

Вот оно что, понял капитан. Доктор намекал всего лишь на онтымэ2.

Макинтош никогда не покидал «Бриарей» в Науканском порту. И команда полагала причиной тому онтымэ – луораветланский напиток, без употребления которого ни один британец не мог сойти на холодную северную землю. Макинтош не считал нужным отрицать свою неприязнь к луораветланской химии. Это было простое и доступное пониманию матросов объяснение. Онтымэ не любил никто. Колючее зелье обжигает пищевод и желудок, проникает в кровь и надёжно обволакивает сердце глухой ватой. Будто самую душу отравили анестетиком. Всё так, совершенно бесчеловечная процедура. Но у Макинтоша были другие причины не любить Наукан. Настоящие причины, о которых он не хотел и не мог говорить.

– Не припоминаю, чтобы вы отказывались от увольнительных, Айзек.

– Верно, не отказываюсь. Но всякий раз боюсь. Знаете, я когда вкус отравы этой чую – тотчас перед глазами пароход «Фараон». И мысль: а ну как обратного пути не будет?