Язычник - стр. 4

Идет война. Она идет тысячи лет. Я не призываю вас, мои читатели, подняться в атаку. Я – не герой-полководец, я всего лишь писатель. Но я попробую показать вам воителя, стяжавшего в величайшей из войн славу, многажды превосходящую ту, что заслужил его отец, покорявший царства. Я попробую показать вам великого князя Владимира Святославовича. Его и тех, кто был с ним. И – против него…

Стольный град Полоцк.

Лето 973 года от Рождества Христова.

Рогнеда, княжна полоцкая и единственная дочь князя полоцкого Роговолта, скривила нежный ротик. Лицо же сделала такое, будто ей предложили выйти замуж за мохноногого анчутку.

– Князь… – Пухлые губки княжны выговорили слово – будто сплюнули. – Наймит новгородский господин твой, а не князь!

Боярин и воевода Добрыня, политик и воин, умевший, не моргнув, принимать летящие стрелы кочевников, копья викингов и камни от буйного новгородского вече, дернул щекой, будто его хлестнули плетью.

Широкий, приземистый, мощный, с окладистой бородой и мясистым широким носом, он разительно отличался от Роговолта и его сыновей, высоких поджарых варягов с гладкими крутыми подбородками, вислыми усами и носами прямыми, как лезвие метательного ножа.

– Рабичич! – подстегнутая молчанием старшего посла и свата, надменно бросила Рогнеда. – Что он о себе возомнил? Что дочь полоцкого князя будет снимать сапоги сыну холопки?

Звонкий и звучный голос девушки был слышен не только тем, кто сейчас находился в теремной зале, но даже холопам, прибиравшим во дворе.

Послы новгородского князя Владимира, именитые люди, бояре и тысячники, известные и в Полоцке, и даже в Киеве, не смели поднять глаз.

Если бы с Добрыней приехали ближние князя Владимира, то слова Рогнеды были бы оскорблением одному лишь Владимиру. Но Добрыня не зря позвал в сваты именно коренных новгородцев. Те охотно согласились, потому что – лестно и почетно. Да и сама мысль – женить Владимира на Рогнеде – Новгороду была по сердцу. Соперничество с Полоцком недешево стоило Господину Великому Новгороду.

Роговолт в предварительной пересылке отнесся к сватовству без недоброжелательства. Поставил лишь условием: как любимая доченька решит, так и будет.

Доченька решила. Так оплевала, что тремя рушниками не утереться.

Оскорбили не только Владимира. Оскорбили Новгород.

Сваты не поднимали глаз. Стыд-то какой… И что теперь? Войну объявить?

Один лишь старший над посольскими, воевода Добрыня, дядька и наставник новгородского князя Владимира Святославовича, глаз не опустил. Глядел прямо на гордую княжну, и взгляд его был… Мало сказать – нехороший. Кабы взглядом можно было пронзать, как копьем…