Яйцо грифона - стр. 14
Гюнтер нащупал в темноте стальные подпорки и прикрепился к днищу прицепа с помощью магнитных ремней Зигфрида. Это далось нелегко: скафандр стеснял движения, – но в итоге Гюнтер повис на ремнях лицом вниз. Затем коснулся клавиш управления, и Зигфрид ожил.
Двадцать томительных минут ушли на то, чтобы аккуратно спустить Зигфрида с крыши. Кабина не была рассчитана на столь громоздкого водителя. Чтобы забраться внутрь, ему пришлось сначала отрезать дверь, а затем вырвать сиденье. Бросив и то, и другое у дороги, Гюнтер впихнул Зигфрида в кабину. Бедный робот согнулся пополам, переконфигурировался, снова переконфигурировался и наконец поместился внутри. Осторожными движениями Зигфрид взялся за управление и включил первую скорость.
Вздрогнув, грузовик тронулся с места.
Это была адская поездка. Грузовик, и сам по себе медлительный, полз по дороге как чугунная чушка. Оптика скрюченного Зигфрида была нацелена на контрольную панель, и ее невозможно было направить на дорогу, не отрывая рук робота от управления. Чтобы посмотреть вперед, требовалось сначала остановить грузовик.
Поэтому Гюнтер ориентировался, глядя на проплывающую под ним дорогу, стараясь придерживаться старых следов колес. Сбившись со следа, он выруливал на него снова, виляя от одного края дороги к другому.
Дорога проплывала под Гюнтером с опасной монотонностью. Его трясло и качало в импровизированном гамаке. Вскоре заныла шея от необходимости выгибать ее, чтобы следить за ослепительно яркой дорогой, исчезавшей в тени под передней осью, а глаза болели от мельтешащего однообразия того, что видели.
Колеса грузовика вздымали пыль, мелкие частицы которой несли достаточный статический заряд, чтобы оседать на скафандре. Периодически Гюнтер пытался стереть серую пленку со шлема, размазывая ее длинными тонкими полосами.
У него начались галлюцинации. Бесформенные образы, горизонтальные цветные полосы появлялись перед глазами – и исчезали, когда он тряс головой и жмурился. Но он не мог позволить себе долго держать глаза закрытыми, пытаясь избавиться от видений.
Он вспомнил, как в последний раз видел мать и что она ему тогда сказала. Самое худшее во вдовстве то, что каждый день жизнь начинается заново, ничуть не лучше, чем накануне; боль потери не утихает, а отсутствие мужа – физический факт, с которым по-прежнему не можешь смириться. Она говорила, это все равно, что умереть самой: ничего никогда не меняется.
Конец ознакомительного фрагмента.